Игольное ушко

В Ливерпуле две газеты быстро прознали про мертвое тело, найденное в поезде, и обе задались вопросом, не замешан ли и здесь лондонский убийца со стилетом. Они навели в этой связи справки в местной полиции, но дело закончилось так же быстро, как началось. Редакторы получили телефонные звонки от главного констебля, в результате по данному поводу в газетах не появилось ни строчки.

В общей сложности было задержано сто пятьдесят семь высоких брюнетов, похожих на Фабера. Все, за исключением двадцати девяти, смогли доказать свое алиби, с остальными беседовали представители контрразведки. Двадцать семь призвали в свидетели родителей, родственников, соседей, которые подтвердили, что они родились в Британии и жили здесь в двадцатые годы, когда Фабер точно был в Германии.

Оставшихся двоих доставили в Лондон и подвергли вторичному допросу, на этот раз допрашивал сам Годлиман. Оба были холостяками, не имели живых родственников, кочевали с места на место, подолгу нигде не останавливаясь. Первый – хорошо одетый, с виду приличный человек, который безуспешно пытался убедить, что он постоянно ездит по стране, нанимаясь на временную работу, вроде сезонного рабочего. Годлиман прямо заявил ему, что в отличие от полиции обладает правом упрятать за решетку любого вплоть до окончания войны. Однако пустячные дела его не интересуют, к тому же показания являются сугубо конфиденциальными и не выходят за стены Военного министерства.

Услышав такое, мужчина сразу сознался, что он мошенник, и дал адреса девятнадцати пожилых женщин, которых обманул, украл драгоценности, причем сделал это за последние три недели. Годлиман передал его полиции.

Он чувствовал себя свободным от любых обязательств, имея дело с профессиональным обманщиком и вором.

Последний подозреваемый также раскололся достаточно быстро. Его тайна заключалась в том, что он по сути не холостяк, во всяком случае, уже долгое время. У него жена в Брайтоне. В Бирмингеме тоже. И еще в Колчестере, Ньюбери, Эксетере. В один день все пятеро предъявили брачные свидетельства. Многоженца отправили в тюрьму, где он сидел и ждал суда.

Годлиман по-прежнему спал в конторе, розыск продолжался.

* * *

Бристоль, вокзал Темпл Мида:

– Доброе утро, мисс. Пардон, что отвлекаю, вы не посмотрите здесь кое-какие снимки?

– Эй, девочки, пришел бобби, хочет, чтобы мы взглянули на его карточки.

– Ладно, мой хорошие, я серьезно. Просто скажите, видели вы его или нет?

– А он ничего, смотрится что надо. Была бы не прочь с ним познакомиться.

– Вряд ли захочешь, если узнаешь, что он натворил. Вы тоже посмотрите, пожалуйста.

– Никогда его не видела.

– Нет, не встречались.

– И я нет.

– Послушайте, когда вы его поймаете, спросите, не хочет ли он дружить с хорошей девочкой из Бристоля.

– Ну, девочки, вы даете… вам просто выдали штаны и оформили на должности носильщиков, а вы уже думаете, что и вести себя надо, как мужики…

* * *

Паромная переправа в Вулвиче:

– Мерзкая погода, констебль, правда?

– Точно, капитан, но, думаю, в открытом море сейчас еще хуже.

– Что-нибудь хотите? Или только на тот берег?

– Хочу, капитан, чтобы вы взглянули на одно лицо.

– Тогда давайте я сперва надену очки. Нет, нет, не волнуйтесь, на реке вдаль я вижу отлично, но когда нужно рассмотреть что-то очень близко, пользуюсь очками.

– Ну что? Напоминает кого-нибудь?

– Нет, абсолютно никого.

– И все же, если вдруг он вам попадется, сразу дайте мне знать.

– Безусловно.

– Все. Счастливого рейса.

– Спасибо. Если бы не эта чертова погода.

* * *

Лондон, Лик-стрит, 35, микрорайон Е1:

– Сержант Райли, какая встреча!

– Прости мое нахальство, Мейбл, служба. У тебя сейчас кто на постое?

– Все уважаемые приличные люди. Ты же меня знаешь, сержант.

– Да, конечно, вот, собственно, почему я здесь. Не может так быть, что один из твоих приличных в бегах?

– С каких пор сержант Райли ловит уклоняющихся от призыва в армию?

– Я этим не занимаюсь, Мейбл. Но кое-кого ищу, и если он здесь, то, скорее всего, сказал, что находится в бегах.

– Послушай, Джек, если я тебе поклянусь, что всех своих постояльцев хорошо знаю, ты уйдешь и перестанешь меня допрашивать?

– Гм… А почему я должен кому-то верить?

– Да все потому же, из-за 1936 года, когда нам вдвоем было хорошо, помнишь?