Планета призраков

Потом поблизости нашлись зубы. Потом – бедренная кость. Долгожданный обезьяночеловек (или человекообезьян) был именно тем самым недостающим звеном, о котором грезили Дарвин с Геккелем и масса их сторонников.

Когда Дюбуа вернулся в Европу, газеты всего мира возопили – а ученый мир начал оживленнейшие дискуссии. Известие о находке Дюбуа было хитом тогдашней прессы наравне с коронацией Николая II и изобретением во Франции кинематографа брательниками Люмьерами.

Найденные голландцем кости путешествовали по научным конгрессам и ученым собраниям: Льеж, Париж, Лондон, Дублин, Эдинбург, Йена…

А потом началась откровенная клоунада. Ага, вот именно. Так уж как-то сложилось, что антропология (наука об ископаемых «предках» человека) практически лишена серьезных трагедий. В отличие от, скажем, географии и ботаники. Нет числа путешественникам, натуралистам и прочим славным представителям естественных наук, угодвшим на обед крокодилу или льву, а то и беззастенчивым туземцам, либо погибшим от какой-нибудь жуткой экзотической болезни, либо замерзшим, утонувшим, а то и вообще сгинувшим без вести так загадочно, что и до сего дня не удается найти следов.

Антропологи как-то ухитрились всего этого избежать – быть может, еще и оттого, что развернулись по полной уже в относительно недавние времена, когда опасностей стало не в пример меньше. Зато антропология (специально это они, что ли?) битком набита всевозможными комическими моментами, достойными увековечения в кинокомедиях…

Если обратиться к истокам, то уже возвращение Дюбуа в Европу очень быстро обернулось сценой из кинокомедии. Драгоценные останки питекантропа лежали у него в саквояже. В Париже он встретил знакомого, друзья хорошо посидели в кафе, потом отправились прогуляться по городу, и уже на другом конце французской столицы Дюбуа с ужасом обнаружил, что забыл саквояж под столиком в кафе. Можно представить, каково ему было, бедняге – только что был первооткрывателем недостающего звена, и вдруг по собственной растяпистости лишился ценнейшего доказательства…

Обошлось. Когда друзья примчались в кафе, саквояж как ни в чем не бывало стоял там, где они его оставили. Европа, ага. У нас в Одессе за это время не только саквояж, но и сам столик испарился бы в неизвестном направлении…

А потом, как я и говорил, последовала откровенная клоунада. Рубите мне голову, но назвать иначе то, что разыгралось, я не в состоянии…

Дело в том, что ученый мир вовсе не торопился увенчать прыткого голландца лаврами, увешать медалями и навечно внести в скрижали науки (или что там у них – анналы?). Моментально набежала целая куча скептиков, которые дружно принялись кричать, что найденный Дюбуа субъект – не предок, а сплошное недоразумение. Особенно усердствовал тот самый медик и физиолог с европейским именем Рудольф Вирхов, которого мы помним по истории со шлимановским «кладом Приама». Но если тогда Вирхов горячо отстаивал подлинность шлимановских золотых цацек, то теперь он, грозно рыкая и шевеля бисмарковскими усами, возглавил тех, кто сомневался в питекантропе. Вирхов еще соглашался, что кости по-настоящему древние, но держался той мысли, что это никакой не отдаленный предок человека, а гигантский гиббон. А череп попросту деформировался под давлением почвы. И наконец, восклицал Вирхов, почему рядом с черепом не найдено никаких, самых примитивных каменных орудий? Да именно потому, что это обезьяна! То ли сам гиббон, то ли гиббона мать…

Вирхов немало начудил, когда брался не за свое основное дело, но в данном случае он мастерски угодил в самое уязвимое место: к тому времени уже отыскали немало каменных орудий труда, принадлежавших человеку, и кое-какое представление о них имели. Так что подковырка была резонная: если это предок, где его орудия труда?

Вирхову вторили английские ученые: «Может ли мистер Дюбуа доказать, что его „обезьяночеловек“ не является разновидностью современного кретина?»

Мистер Дюбуа не мог, понятно. Страсти накалились невероятно. В 1895 году в городе Лейдене собрали международный зоологический конгресс, чтобы окончательно прояснить дело с находкой Дюбуа. Целую неделю светила науки ругались меж собой, как извозчики, помаленьку начали переходить на личности, и председателю стало ясно, что и до мордобоя недалеко. Поэтому он, с трудом перекрикивая расшумевшихся светил, предложил взять себя в руки и решить вопрос голосованием. Как в каком-нибудь, извините за выражение, парламенте.