Княжий пир

– Святая церковь, – сказал он почтительно, – убедится, насколько точно мы просчитываем. Эта дружина, я уже сказал, только пьянствует да по девкам… А князь Владимир, узнав о захвате владений Гордона, лишь отмахнется: черт с ними! По крайней мере, князь Березовский состоит на службе, а его сын, Яродуб Могучий, служит в отборной дружине киевского князя и сидит за столом для сильнейших богатырей. Ну а Яродуб Могучий, как и было предусмотрено, став властелином новых земель, встретит того удачливого вора, что возвращается из нашего Царьграда. Ибо Залешанин, так его звать, поедет через нынешние земли Яродуба, нарушая тем самым закон, что за топтание чужой земли берется пеня…

Архимандрит хмыкнул:

– Представляю, что за пеню возьмет с этого несчастного!

Но голос его уже не звучал рыкающе. В глазах появилось довольство сытого зверя.

– Будь уверен, властелин!

– Последний раз, – предупредил Василий. – Если не удастся и в этот раз…

– Головой отвечу.

– Я это напомню, – обронил архимандрит.

Зеркало стало черным, словно на него плеснули горячей смолой. Фивантрокл долго сидел с сильно бьющимся сердцем.

ГЛАВА 18

Сложенный из серого гранита, детинец ярла Гордона, он же замок, мрачно высился среди зеленого, изукрашенного славянского мира, неприступный и несокрушимый, выстроенный еще прадедом нынешних владетелей. Четыре башни по краям, высокие стены, на крыше по ветру трепещет прапорец. На фоне серого рассветного утра он казался особенно ярким, праздничным.

Дружина князя Березовского, что всю ночь накапливалась в ближнем лесу, уже посматривала алчно, предвкушая сладкий грабеж, безнаказанность, когда в твоей власти чужие женщины и мужчины, их дочери, их сундуки. А ярл, говорят, награбил в дальних походах, награбил… Не нынешний, а тот, старый. Конечно, земли и сам замок с собой не унесешь, но все, что в сундуках и ларцах, выгребут первые, которые ворвутся… Первые всегда и во всем получают больше других.

Березовский, не покидая седла, зорко обозрел из-под ладони окрестности. Беспечен ярл, беспечен… Сунься с таким войском к Березовскому, уже бы давно подняли тревогу, навстречу выехала бы отборная дружина, а по всем селам спешно собирали ополчение. А тут все спят.

Он властно повел дланью:

– Когда возьмем, эту нечисть сровняем с землей!

Рядом высился на огромном коне Яродуб, могучий и суровый, больше похожий на закованную в доспехи скалу, чем на человека. Шлем с железной личиной, что укрывала лицо до подбородка. Сам подбородок, тяжелый и раздвоенный, казался вырубленным из камня, который не выщербить ни одному мечу.

– Отец, – пророкотал мощный голос из-под личины, – детинец больно хорош… Он пригодился бы и нам.

– Блажь, – фыркнул князь. – Наши крепости рубим из дерева. Наши, исконные… Когда возьмем, тебе быть здесь молодым князем! Все земли твои, села твои, люди твои. Управляй ими справедливо, князь Владимир будет доволен. Пока замечает тебя как сильнейшего из молодых богатырей, потом заметит как воеводу, умелого властелина… А там, кто знает?..

Обернувшись назад, взмахнул рукой. Из леса неслышно покатила пешая рать, что с ночи накапливалась за кустами, в лесных балках.

Гордон услышал странный звук, словно кто-то мощно бил в ворота. Потом закричали сразу несколько голосов, во дворе испуганно ржали кони. Спешно оделся, а в комнату влетел растрепанный и с припухшими от сна веками старший сын Гурт.

– Отец! На нас напали враги!

– Какие враги? – воскликнул Гордон больше в недоумении, чем в страхе. – Откуда взялись? Печенеги прошли тайно?

– Отец, на прапорах знаки князя Березовского!

Гордон сорвал со стены меч, которым не пользовался уже много лет, сын выбежал следом. Везде по дороге, где они пронеслись, как два тура, выбегал растерянный и возбужденный народ. Лишь некоторые ухватили какое-то оружие. Другие же лезли на стены, там уже висело их как ворон на заборе, что-то кричали.

На башне над воротами уже ждал второй сын, Гартман, добродушный парень с рыхлым лицом и еще более рыхлым телом, а с ним были двое гридней, такие же толстые и неповоротливые, как медведи.

Гартман обернулся на звук шагов:

– Отец?.. Взгляни.

К воротам медленно подъезжала группа всадников в богатой одежде бояр. Впереди ехали двое, в одном из них Гордон с холодком в сердце узнал сильнейшего из младшей дружины, Яродуба Могучего, которого здесь чаще звали Яродубом Лютым, ибо не было ему равных в битвах, когда он приходил в священную ярость воина, ниспосланную богами. Рядом с Яродубом высился на рослом коне его отец, князь Березовский, старый недоброжелатель, но осторожный и расчетливый.