121  

Он взглянул на Васильева. Тот покосился на великого князя и громко изрек:

– Столь малые размеры и колоссальная мощь вашего чуда достойны удивления. Можете быть уверены: эксперты поддерживают ваш проект создания боевых ракет. Мы будем рекомендовать ваше изобретение для дальнейшего изучения и опробования.

– Какие еще опробования? – спросил Засядько, медленно наливаясь злобой. – Разве это были не опробования?

– Опробования, – ответил Васильев успокаивающе. – Теперь же мы направим вас в армию, чтобы свое мнение высказали и авторитетные военачальники…

«Господи, – подумал Александр тоскливо, – могучая Римская империя рухнула с возникновением чиновников. Эти отправят к черту империю Российскую. Меня явно пошлют к какому-нибудь родовитому балбесу, у которого вместо ума длиннющая родословная, как у породистой собаки. Командные должности остались за родовитыми, боевые офицеры с окончанием войны оттеснены на задний план…»

К ним подбежал молоденький офицер, на плечах которого, как крылышки Амура, трепыхались непомерно большие эполеты.

– Две тысячи… восемьсот восемьдесят восемь саженей! [5] – воскликнул он, с трудом переводя дыхание.


Кто-то всплеснул руками. Константин загоготал. Он, как и остальные члены комиссии, знал, что исполинские ракетные пушки Конгрева могли выбросить ракету лишь на семьсот семьдесят саженей.

– Зафиксируйте! – распорядился великий князь властно. – Немедленно зафиксируйте. Нет, лучше я сам промерю. Это потрясающе…

Он выхватил шнур у остолбеневшего офицера и пошел через полигон. Эксперты почтительно и выжидающе смотрели на великого князя, готовые броситься выполнять любое его желание.

– Запустим остальные! – воскликнул вернувшийся Константин. Он отстранил Засядько. – Не-е-е-ет, брат, погоди, ясам подожгу фитиль! Все ты да ты, дай и мне потешиться!


Дорога была ровной, конь скакал бодро, и Засядько отдался думам о предстоящем испытании. Затем мысли его обратились к Барклаю де Толли, который в войне с французами проявил незаурядный талант полководца и успешно осуществил отход и соединение двух крупных русских армий. Наполеону так и не удалось навязать ему генеральное сражение и разбить русское войско. Однако в придворных русофильствующих кругах сразу же заговорили об измене шотландца…

Федор Глинка в свое время писал Александру:

«Мудрый главнокомандующий, проведший армию от Немана до Смоленщины… не дал отрезать у себя ни малейшего отряда, не потерял ни одного орудия, ни одного обоза, этот благоразумный вождь, конечно, увенчает предначатия своим желанным успехом».


Однако коварные интриги придворных генералов сделали свое черное дело. Барклай де Толли был отстранен от должности военного министра и от командования русской армией. Во главе ее стал наконец-то русский – светлейший князь Голенищев-Кутузов.

Засядько вспомнил Бородинскую битву, как во главе отважной горсточки летел с обнаженной шпагой фельдмаршал армии Барклай. Это о нем будет написано стихотворение Пушкина «Полководец»:

  • Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
  • И на полпути был должен наконец
  • Безмолвно уступить и лавровый венец,
  • И власть, и замысел, обдуманный глубоко, —
  • И в полковых рядах сокрыться одиноко.
  • Там, устарелый вождь, как ратник молодой,
  • Свинца веселый свист заслышавший впервой,
  • Бросался ты в огонь, ища желанной смерти…

– Но-но, буланый! – прикрикнул Александр на коня, стараясь отогнать невеселые думы.

Он пришпорил коня и помчался навстречу ветру. Свежий воздух приятно холодил разгоряченное лицо. К полудню он догнал высланную вперед телегу с ракетным оборудованием. Василь неодобрительно косился на гарцующего на коне полковника. Дескать, с какой стати трястись в седле, когда можно преспокойно дремать на сене до самого Могилева?

В Могилев прибыли только под утро. Наскоро помывшись, Засядько отправился в штаб-квартиру фельдмаршала. Пришлось пройти сквозь строй щеголеватых адъютантов, которые придирчиво спрашивали его, «по какому делу», однако многозначительный ответ «по личному» открывал перед ним все двери. Лишь в последней приемной пришлось задержаться. Очень молоденький и прилизанный поручик юркнул за дверь и через пару минут выскользнул с виноватой улыбкой. Вслед за ним вышел Барклай.

Засядько поразился, увидев фельдмаршала. Это был все еще железный человек, однако как можно постареть за пять лет, минувших со времен войны с Бонапартом! Тогда он мог скакать на горячем коне и рубиться с молодыми и сильными противниками, а теперь это был старик… Лысый, надломленный старик с печальными мудрыми глазами…


  121  
×
×