Истребивший магию

Он пробормотал:

— Ну, если дура красивая, то она все равно некрасивая. Женщина должна быть умной, мне так кажется. И сильной. Тогда она и красивая.

Она посмотрела на него в удивлении, как если бы лошадь вдруг начала рассуждать о мудрости.

— А ты рухнул с какого дуба? Все мужчины боятся умных женщин!.. А сильных — тем более.

— Я не боюсь, — буркнул он.

— Правда?

— Правда. Они мне вообще не встречались.

Она опустила подбородок на стиснутые кулачки. Глаза ее с таким изумлением обшаривали его лицо, что он ощутил неловкость.

— Ладно, — произнесла она после паузы, — ты довольно ловко ускользнул от вопроса.

— Какого?

— У тебя что-то с памятью? Я спросила, зачем ты уничтожаешь источники магии! Можно бы разом накормить этих несчастных, выстроить… нет, мановением руки создать им жилища.

Он буркнул:

— Ну, положим, подземный ручеек слишком мал, чтобы накормить хотя бы большое село, тем более — город. Да еще создать им жилища!

— Не увиливай, — уличила она. — Ты скажи!

Он зевнул, потянулся.

— Это слишком долгий разговор. Слишком. А сегодня день был тяжелым. Давай лучше спать. Ты уверена, что не хочешь ко мне?

Она фыркнула.

— Ни за какие пряники!

— Хорошо, — ответил он с улыбкой. — Тогда марш в постель и спи. Носом к стенке.

Она сделала вид, что раздумывает и колеблется, хотя внутри все от радости скачет и ходит на ушах, настало ее время, сейчас они как раз на том поле, где растет ее трава, где она умеет и рвать, и щипать, и косить, сказала медленно и размышляюще:

— Нет, так не совсем правильно…

— Что?

— Ты среди нас двоих, — сказала она с прежним колебанием в голосе, — ведущий… Значит, тебе и спать на кровати.

— А ты?

— Я тут, — заверила она, — никуда не уйду. В этой же комнате! Только на другом конце.

Он поморщился, комнатка тесная, любой другой конец — это на расстоянии вытянутой руки от кровати. Ночью встанет, обязательно наступит на нее в потемках.

— А если ночью придет это нечто? — поинтересовался он хмуро и без тени иронии.

Она ответила храбро:

— Я завизжу, ты проснешься! И убьешь.

Он снова поморщился.

— Ну вот сразу «убьешь»… Какая ты кровожадная. Это потому, что мелкая? Крупные люди всегда добрее. Ладно, спи на полу, если так хочешь.

Она умолкла, обиженная и даже оскорбленная до глубины души. Снова он повел себя неправильно. Должен был долго отказываться, предлагать кровать ей, а он, дескать, ляжет на полу, он мужчина, обязан уступать слабой женщине… ну пусть не слабой, если она так возражает, то красивой, даже прекрасной, и грудь у нее в порядке… нет, про это не надо, слишком явно, в общем, должны долго уступать друг другу и настаивать, даже горячиться, потом ее озарит внезапное решение, и она скажет деловито, что в таком случае ладно уж, лягут вместе, кровать достаточно широкая, чтобы спать, не прикасаясь друг к другу.

Олег начал раздеваться, она поспешно отвернулась. Потом под ним заскрипела и застонала кровать, Барвинок медленно повернула голову. Он уже повернулся к ней спиной, широкой, как дверь, в могучих мышцах, узким клином уходящей к пояснице, закрытой одеялом.

Она задохнулась от возмущения, когда он с великим облегчением вздохнул и укрылся одеялом. Ничего у тебя не выйдет, сказала она мстительно. Надеешься, что ночной холод заставит меня подползти к тебе, прижаться? Ты обнимешь меня крепче, якобы согреть, прижмешь, а там наше животное начало возьмет верх над разумом…

Грубый ты и примитивный, мелькнула мысль. Ничего не понимаешь… Мужчины все грубые. Может быть, отчасти за это женщины их и любят? Что у них есть то, чего недостает самим женщинам: тонким, нежным, деликатным, чувствительным, благородным, отзывчивым, ласковым…

Она медленно и красиво сняла через голову рубаху, неужели этот чурбан не догадается сделать вид, что забыл что-то спросить важное, и не повернется, сейчас самое время, рубашка у нее на лице, что-то застряло, ах да, забыла расстегнуть пуговицу, в этой позе с поднятыми руками она выглядит особенно мило и беззащитно, мог бы все увидеть и повосхищаться, а то и оценить, пень бесчувственный.

Рука Олега поднялась, Барвинок затаила дыхание, сейчас он повернется, посмотрит, сделает вид, что ничего особенного, можно разговаривать, а сам будет пожирать ее глазами…

Пальцы волхва дрогнули, он со скрежетом поскреб затылок, довольно хрюкнул и снова убрал руку, скотина.