Истребивший магию

— Ночь еще не кончилась, — возразила она.

Он сдвинул плечами.

— Я не сказал, чтоб ты не тревожилась, здесь было полно всякого зверья…

— И ты оставил в таком месте коней?

— Как видишь, защита устояла.

Она пугливо огляделась.

— А теперь? Не набросятся?

Он отмахнулся.

— Когда колдун не слишком… силен, все им созданное вскоре исчезает.

Лошади тихонько заржали, приветствуя хозяев, Барвинок погладила свою по длинному носу и поцеловала в бархатные губы, мстительно поглядывая на волхва, смотри и завидуй, морда занудная, тошнит от твоей правильности…

Глава 14

Крыша постоялого двора нещадно блещет в лунном свете так, словно вся из чистейшего золота, небо черное, даже звезды померкли, а двор освещен так ярко, что можно рассмотреть каждую оброненную соломинку.

Барвинок чувствовала себя голодной, но крепилась и не ныла, раз уж волхв даже не заикается о еде, однако Олег, словно чувствует ее так же, как она себя, сказал потеплевшим голосом:

— Перекусим сперва, а потом и в постель…

Он смотрел серьезными глазами, она смятенно подумала, что когда-то перестанет возмущаться и просто ляжет. У края или у стенки, где сама выберет. Все-таки у нее есть выбор! Но что-то не чересчур уж… с размахом.

Она подавила толчок радости, но поморщилась и спросила язвительно:

— Вот так сразу?..

Он фыркнул:

— Еще полночи впереди, не заметила?.. Поужинаем, а выезжаю я на рассвете.

— Ты? — спросила она. — А я?

— И ты, — ответил он, — если проснешься.

Она сказала сердито:

— Что за мужской эгоизм? Все «я» да «я»! Почему не «мы»?

Он кивнул.

— Мы выезжаем на рассвете.

— Почему ты всегда решаешь за обоих? — спросила она с нотками дозированного возмущения в голосе. — Потому что самец?

Ворота постоялого двора гостеприимно распахнуты даже ночью, жизнь здесь не затухает. Однако к воротам как раз шел зевающий во весь рот мужик с большим засовом в руках.

Олег въехал во двор первым, бросил мужику поводья.

— В стойло, — распорядился он. — Овса и ключевой воды.

Барвинок смотрела на волхва злыми глазами, он мирно пожал плечами.

— Ты чего?

— А ничего! — отрезала она с вызовом.

Он ответил со вздохом:

— Хорошо, не буду решать.

— Что? — удивилась она. — Разве ты не мужчина? Ты должен! Почему увиливаешь от обязанности решать за женщину и вести ее за собой, а потом выслушивать, что не туда завел?.. Это у тебя осторожность, что уже переросла в трусость? Или слабость? Если ты мужчина, а ты по ряду признаков он самый, то ты должен, обязан…

Он подставил ей руку, она была настолько увлечена обличениями, что забылась и машинально оперлась, по телу прошла сладкая волна, ладонь волхва широка, как плоскогорье, а еще горячая и крепкая, словно скала, прогретая на жарком солнцепеке.

Опустив голову, чтобы он не увидел внезапный румянец на ее щеках, она сунула повод заспанному слуге, заикающимся голосом повторила то, что говорил волхв, а потом взяла себя в руки и шла за ним, размахивая передними конечностями, и снова обличала, обличала.

Олег слушал милое щебетанье и думал, что мир нужно изменять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас самих. Даже самые лучшие из людей только вначале, когда натыкаются на запасы магической воды, пещеру с сокровищами, золотую рыбку, — готовы делиться богатством с другими, облегчать им жизнь, лечить, но все сильнее становится соблазн не переубеждать упрямого соседа или пытаться с ним как-то ужиться, а превратить в жабу или что-нибудь не менее гадкое, чтобы избавиться раз и навсегда. Или даже не навсегда, редко кто сразу вот так… но потом всякий решает: а почему бы и нет? Власть портит людей очень быстро. Потому, наверное, власть нужно давать на время, а потом отбирать… Но как отобрать?

В харчевном зале на диво полно народу, толстая девка с глупым, но добрым лицом и широкой довольной улыбкой разносила в кувшине вино. Ей подставляли кружки, кто деревянные, кто глиняные, у одного даже настоящая бронзовая, очень дорогая. У многих не кружки, а чаши, пусть из дерева, но все же не кружки, что значит, гости зажиточные.

Кто-то наигрывал нехитрую мелодию, за столами шумно разговаривали, веселились, сыпались шутки, девку с кувшином часто хлопали по толстой заднице, на что она только улыбалась шире и двигала ягодицами.