Фокус-покус от Василисы Ужасной

– Здравствуйте, меня зовут Виола Тараканова.

Я пишу детективные романы под псевдонимом Арина Виолова.

Не успела я завершить фразу, как сама же удивилась: ну с какой стати полезла знакомиться с критиком? Поняла, что от мужика не пахнет дрянью, и обрадовалась до потери ума!

Дымов повернул голову. Его маленькие, черные, очень злые глазки, похожие на изюминки, глубоко вдавленные в желтую, пористую булочку, смотрели на меня с легким презрением. Я поежилась, последний раз подобным взглядом меня мерила Ася Арнольдовна, бывшая классная руководительница. В свое время Ася Арнольдовна на дух не переваривала ученицу Тараканову. Преподавательницу можно было понять! У Виолы не было ни отца, ни матери, а ее мачеха Раиса никогда не приносила училке подарки. Однажды Ася Арнольдовна прямо заявила:

– Ты одна не поздравила меня с Днем учителя.

Я обвела глазами башню из коробок с шоколадными конфетами и робко проблеяла:

– Простите, у тети Раи очень маленькая зарплата, она улицы подметает.

Ася Арнольдовна поджала губы.

– И зачем тебе десятилетку заканчивать? Ступай после восьмого класса в ПТУ.

Раиса, узнав о моем разговоре с училкой, мигом смоталась в школу, вернулась красная, как из парилки, и рявкнула:

– Я объяснила этой жопе, что к чему!

После той беседы Ася Арнольдовна стала без конца повторять:

– Ох, Тараканова, ты плохо кончишь! Сопьешься или под забором умрешь.

Она бы с огромной радостью наставила мне двоек, но, как назло, я училась просто замечательно, и Асе Арнольдовне оставалось лишь злиться.

Спустя много лет после окончания школы я столкнулась с этой «Макаренко» в стоматологической поликлинике. Мне только что поставили три пломбы. От обезболивающих уколов верхняя губа распухла и стала похожа на хобот, лицо покраснело, а глаза превратились в щелочки. Первая, кого я увидела в гардеробе, была Ася Арнольдовна.

Она вперилась в меня презрительным взглядом, а потом с самым счастливым видом констатировала:

– Пьешь, Тараканова! Вон как морда опухла!

Права я была, очень рада, что не ошиблась!

И вот сейчас Павел Дымов глядит на меня точь-в-точь как Ася Арнольдовна.

– Детективы? – протянул он. – Детективы?

– Да, – пискнула я.

– Детективы! Ну и ну! Я такое не читаю! Интеллигентный человек предпочитает классику! Хотя плебс получает удовольствие от всякой дряни!

Вам не жаль растрачивать богом данный талант на пустое дело?

Я не нашлась, что ответить. Тем временем на сцене появился новый участник шоу, юноша в ярко-красном комбинезоне. Загремела музыка, ко мне немедленно вернулось хорошее настроение.

Ей-богу, совсем неплохо сходить иногда на концерт! Паренек поет вполне прилично, хорошо танцует…

Когда музыка прекратилась, я стала хлопать в ладоши.

– Вам нравится это? – презрительно поинтересовался Дымов.

– Да, – честно призналась я.

– Но он работает под фонограмму.

– И что?

– Это безобразие! Так любой сможет.

– А вот и нет!

– Фу, – надулся Дымов.

Я молча смотрела на противного дядьку. Он же вроде профессионал и должен хорошо понимать суть проблемы. Вот на днях я читала интервью, которое Алла Пугачева дала одному журналу. Не ручаюсь сейчас за стопроцентную точность, но вроде примадонна сказала такие слова: «Да, „фанера“ – зло, но я рта не посмею открыть на эту тему, поскольку знаю, что подавляющее большинство артистов вынуждено зарабатывать на жизнь концертами, брать количеством. При нашем уровне пиратства практически нереально получить что-либо от продажи лицензионных дисков и кассет. Единственный способ „отбить“ вложенные деньги – гастроли, чес. Петь живьем значит рисковать голосовыми связками. Что делать бедолагам? Открывать рот под „фанеру“. Впрочем, это относится к начинающим исполнителям. Звезды не позволяют себе опускаться до фонограммы, берегут голос и реже концертируют. Но в любом случае, прежде чем разбираться с „фанерщиками“, надо решить проблему пиратов!»

Что, Дымов не понимает, отчего несчастные артисты «дудят под фанеру»? Наверное, следовало сказать критику, что он злопыхатель, но я решила вежливо поставить Павла на место:

– Фонограмму надо записать, согласитесь, это тоже труд, а потом еще приходится во время концерта плясать, улыбаться. Я, например, на такое не способна, меня никакая запись не спасет! И потом, если публике это нравится, то пусть будет.