– Ну и шуточки у тебя, – вздрогнул алкоголик.
– Сам хорош! Что ты нам принес?
– Плитку.
– Она не фурычит.
– Значит, сломали, у меня здорово работает, я на ней чайник кипячу, – объяснил Семеныч, – газ-то дорогой, а за свет платить не надо, он от столба, дармовой.
– И долго чайник закипает? – поинтересовалась Томочка.
– А за ночь, – ответил Семеныч.
– Это как? – не поняла я.
– Так просто, – заморгал он, – вечером, перед сном, часов в девять воды налью и на плитку ставлю, как раз к шести утра поспевает. Любо-дорого, быстро и бесплатно.
– Значит, оладий не будет, – заключила Кристина.
– Тише, – шепнула я и глянула на Никитоса.
Сейчас бедный ребенок зарыдает с утроенной силой, но никакого крика не последовало. Малыш, так и не дождавшись вожделенных оладушек, спал, положив голову на стол. Кристина взяла брата и, приговаривая: «Ты мой кисик сладенький, котик пушистенький», унесла мальчика в комнату.
– Забирай свою плитку, отдавай нашу водку, – велела Лена.
– Мне ее че, выплюнуть? – заржал Семеныч.
– Нет, – растерялась я, – можешь при себе оставить, но завтра привезут баллон с газом, ты его подключишь, и в расчете будем.
– Лады, – крякнул Семеныч, – еще стакан, и хорошо.
– Сначала баллон, потом стакан, – решительно заявила я.
– Во злыдня, – поморщился Семеныч, – будь по-твоему, вы, девки, все стервы.
Утром опять шел дождь. Вспомнив, как мерзла вчера весь день, я натянула на себя куртку и осенние ботиночки.
– Ты куда? – зевая, спросила Томочка.
– В издательство.
– Вчера же там была, неужели все дела не переделала?
– Ну… сегодня фотокорреспондент приедет, из журнала.
– Какая ты, Вилка, у нас знаменитая, – покачала головой Томочка, – а для какого издания тебя снимать станут?
Я вздохнула, честному человеку намного легче жить, чем вруну. Стоит сказать ложь один раз – потом не остановишься. Вот сейчас, например, я солгала про фотографа, теперь нужно продолжать.
– Для «Космополитен».
– Ой, как здорово! Тебя оденут в шикарную одежду, да?
Я кивнула, надеясь, что Тома закроет тему, но она не успокаивалась. Увидев, что на веранду входит Кристя, она сказала:
– Вилку сегодня снимают для «Космо».
Глаза девочки вспыхнули огнем.
– Возьми меня с собой!
– Куда?
– Ну Вилка! – заныла Кристя. – Я всегда мечтала посмотреть, как фотки для «Космо» делают. Это же мой любимый журнал, я его фанатка. Что тебе стоит, а?
– Э… э… да… а… – замямлила я, пытаясь сообразить, как поступить, – ну… того, нельзя!
– Нельзя?
– Категорически, – принялась я вдохновенно врать, – нас строго-настрого предупредили: никаких детей с собой не брать!
– Детей?! Но я же не Никитос! – возмутилась Кристина.
– То есть я имела в виду школьниц, – быстро поправилась я, – фотограф решительно настроен против того, чтобы на съемках присутствовали граждане моложе восемнадцати лет!
Кристина замолчала, я перевела дух. Слава богу, нашла нужный аргумент!
– Знаешь, Вилка, – протянула Кристя, – ты в другой раз ври более убедительно! Если не хочешь брать меня с собой, так и скажи.
– Что ты, – я попыталась оправдаться, – я рада бы, да не могу. Условие такое поставили – никаких несовершеннолетних.
– Вилка, – очень серьезно сказала девочка, – многим моделям сейчас по пятнадцать-шестнадцать лет, а кое-кто еще моложе. Никаких фотографов не смутит даже десятилетняя девочка, если у нее есть соответствующие фигура и лицо!
– Да? – изумилась я. – Думала, что приглашают к работе на подиуме лишь совершеннолетних.
– Так вот, – закончила Кристя, – ври, но не завирайся. Ладно, не стану навязываться. Спасибо, сто лет мне поездка с тобой не нужна!
Хлопнув дверью, она вынеслась во двор, я осталась сидеть над чашкой кофе в самом скверном расположении духа.
Мерзкое настроение стало еще хуже, когда я прибежала на станцию. Над кассой трепыхался на ветру листок, вырванный из школьной тетради. Корявым почерком кто-то нацарапал на нем «Электропоезда на Москву отменяются до полудня, идет ремонт путей».
Обозлившись, я хотела идти назад, но тут мимо платформы с ревом пронесся товарный состав. Я вернулась к кассе.
– Один до Москвы.
– Поезд будет в двенадцать десять, – меланхолично ответила кассирша.
– Почему?
– Объявление гляди.
– Уже видела.
– Чего спрашиваешь тогда?