Кекс в большом городе

– Значит, совсем тебе плохо? – улыбаясь, констатировала бабушка.

– Ага, – подтвердила я.

В ту же секунду в мою челюсть вонзился отбойный молоток, раскаленное сверло принялось вгрызаться в десну. Я схватилась за щеку, из глаз посыпались слезы.

– Скрутило? – участливо продолжала старушка.

– М-м-м, – простонала я, не в силах вымолвить ни слова.

– Вот теперь верю, – кивнула баба Катя, – сразу видно, схватила зубница за корень. А до этого ничегошеньки не мучило, или я ошибаюсь?

– М-м-м, – закивала я.

– Вот и славно, – вздохнула бабушка, отходя от меня.

Сверло выдернулось из десны, я судорожно стала ощупывать руками внезапно переставшую болеть челюсть.

– Кто же ты будешь? – по-прежнему крайне приветливо осведомилась баба Катя. – Как звать-величать?

– Виола Тараканова, – прошептала я, боясь, что зубодробильная машина снова оживет в моем организме.

– Ну а мое имечко знаешь?

– Да.

– Откуда?

– Лидия Сергеевна сказала.

– Это кто ж такая?

– Соседка ваша по бараку в Буркине.

– Ах Лидка! Ну и зачем ты пожаловала? Только не ври, – покачала головой бабка Катя, – еще раз про зубы сбрешешь – и уйдешь навсегда больной, ни один врач не поможет. Очень уж я лгунов ненавижу, от них все беды.

– Я не хотела вас обманывать.

– Да ну? Чего ж про зубы наплела?

– Э… э…

– Думала, их не видно, не полезет бабка в рот, не станет там шуровать, не поймет правду.

– Э… э… э…

– Так?

– Верно, – кивнула я.

– Дурочка, – ласково укорила баба Катя, – я болезнь чувствую, часто помочь могу, но иногда не берусь, а знаешь почему?

– Нет.

– Каждому человеку Господь свой крест определил, если лечить возьмусь, то божью волю порушу. Создатель, допустим, для Вани страдания заготовил, думал, тот помается и через это умным станет, и тут я со своими травками. И что? Испортила божью волю, на чью голову гнев упадет? Уж не на Ваньку, на бабушку ляжет. А на мне и так грехов как на собаке репьев, лишний ни к чему. Ты вот, ежели заболела, не рыдай, а подумай, с какого размышления тебе Господь милость оказал, ну почему недуг послал?

– Хороша милость! – воскликнула я. – Что вы такое говорите? Кого радует от боли мучиться и по больницам мотаться!

– Эхма, – тяжело вздохнула баба Катя, – не с той стороны глядишь. Давай по-простому объясню. Вот пьет мой сосед и жену бьет, хорошо это?

– Нет, конечно.

– Сам он того понять не может: если всю жизнь так протянет, то совсем душу загубит. Вот Господь ему и насылает болезнь, чтобы одумался. Если он разберется что к чему, долго проживет еще, а не дойдет до пьяницы, так и помрет скоро, сгниет заживо, спасибо богу за мягкосердие.

– С ума сойти! Ну и доброта!

– Глупая ты, чем раньше он уберется, тем меньше нагрешит!

– Пусть так, – ввязалась я в теологический спор, – с алкоголиками еще худо-бедно понятно, а дети-то за что болеют, самые маленькие?

– Это их родителям наказание.

– Ладно, – кивнула я, – только если следовать вашей логике, то получается, что все врачи грешники?

– Верно, – кивнула бабка, – толку от них нет! Лечат, лечат, режут, штопают, глядь, больной помер.

– Но многие выздоравливают!

– Знаешь почему?

– Нет.

– Все лишь от самого человека зависит, – объяснила старуха, – вот заболел он, сел и задумался: за что? Где не так поступил? Может, неверно живу? Для другого меня Господь предназначил. Если хочу еще по земле ходить, надо измениться.

– Но каким образом и в какую сторону?

– А вот это каждый должен решить сам, – усмехнулась баба Катя, – я лишь подтолкнуть могу. Вот тут недавно один приезжал, богатый, на машинах. Денег совал! Пачки! Причитал: «Говорят, ты все можешь, вылечи, съедает рак».

Глянула я на него и отвечаю:

«Долларов не беру, вот конфетки люблю, грешна. Спрячь купюры-то! Если возьмусь, то так просто».

А он затрясся весь, заорал:

«Мне бесплатно не надо, без денег ничего путного не будет».

И как такому втолковать, что его путь на земле другой был? Ему бы при храме прислуживать, смиренно, ан нет, гордыня жрет. Ну и что? Поверит он мне? Раздаст богатство, уйдет? Схимником станет? В келье запрется? Никогда. Значит, судьба ему помереть! Или вот вчера Юркина жена из пятой квартиры прибежала! Слезы, сопли, ребенок у нее обезножел, на велосипеде катался, упал, позвонок сломал, беда! Плачет, рыдает: «Беги, баба Катя, ты вправлять умеешь». И что я ей скажу? Для начала на мужа глянь: сидит дома, всем довольный, гладкий да румяный, до двух дня работает, потом у телевизора храпит. А между прочим, в нем талант зарыт, великим актером мог стать! Людям радость и смех приносить. Но не вышло, вот отчего сын и пострадал. И поверит она мне? Велит добытчику в Москву ехать и на подмостки лезть? Променяет сытую жизнь на ерунду? Изменится? Нет, не случится такого, лежать парню недвижимым. То-то и оно, все в мире к тебе самой стекается. Так зачем явилась?