102  

– Два день назад, – тоскливо ответил мужчина. – Теперь железь винт сломала. Чинить надо.

– Тео, кто выкидывает сюда барахло? Из каких домов? – налетела я на мусорщика.

Тот воздел руки к небу:

– Не из вилл. У них свой помой, у каждой, стоит с другой улица. Здесь для любых.

– Общественная помойка? Кто хочет, тот и выбрасывает мусор?

– Да, да, всехняя, – подтвердил Тео. – Железь. Большая, не лезть в свой мусор. Контейнер для желези заказать, платить надо. Плохой человек железь бросил, жадный. Винт сломал!

Я потрогала кусочки фанеры, раскрашенные под книги. Значит, в кабинете у Поспеловой стояла дорогая, искусно сделанная ширма. Она представляла собой складную конструкцию, имитирующую стеллажи. Понятно, почему Феба с таким упорством твердила про исчезнувшие полки. Она видела ширму! А круглая пустая часть являлась… Я внимательно осмотрела раму. Точно, там было зеркало, вон торчит крохотный осколок.

– Как же вы не заметили столь габаритный мусор? – удивилась я. – Зачем положили его в машину?

– Я нет, – замахал руками Тео, – контейнер поднимать кран. Видишь стоит? Он его цеплять, опрокинуть и молоть. Механика. Я сам не брать, автомат делает.

Ясно, мусорщик просто нажимает на кнопку, и «лапы» подхватывают намного более габаритный, чем его московский собрат, короб, переворачивает, и все. Человек, швырнувший ширму в мусор, думал, что он живо превратится в щепки в перемалывающем устройстве, он только не учел, что рама из железа. Или не знал, что под деревянным шпоном скрывается сталь. Хотя сталь ли это?

Я пошевелила ширму и с удивлением отметила:

– Легкая. Ее можно спокойно унести.

– Не чугун, – мрачно согласился Тео, – металлопластик. Веса нет и очень прочный. Тащить легко и женщине, сломать нельзя мужчине. Даже винт ее не гнуть, сам испортился. О! …! …! …!

Мусорщик вновь начал причитать на греческом. Я в растерянности уставилась на ширму. Ножки… и примятый прямоугольник на ковре размером примерно восемьдесят сантиметров на метр семьдесят. Ширма что-то прикрывала. Что стояло у стены? Может, Эмма не хотела, чтобы домработница сообразила: в рабочей комнате за фальшь-полками… Что? Что там стояло? Лежало? Лежало!

Быстрее лани я ринулась к вилле Эммы. Ткнулась носом в запертую дверь, побежала к садовому домику и забарабанила в одно из окон.

Створка распахнулась, высунулась растрепанная Феба.

– Чего? – испугалась она.

– Скорей открой особняк.

– Зачем?

– Двигайся живей! – затопала я ногами. – Выполняй приказ!

Едва домработница повернула ключ в замочной скважине, как я влетела в холл и спросила:

– У Эммы был надувной матрас?

– Они тут у всех имеются, – пожала плечами Феба, – на море живем.

– Отвечай конкретно!

– Да.

– И где он?

– Ну… в кладовке.

– Пошли!

– Куда?

Глупость домработницы стала меня раздражать.

– Туда, где лежат вещи для пляжа! – заорала я.

– Они там, – Феба ткнула рукой в сторону небольшой дверки. – Но Эмма ими никогда не пользовалась.

Я распахнула дверцу и присвистнула. Да уж! Кто-то постарался и приготовил все для активного отдыха. Ласты, маски для плавания, трубки, водные лыжи, парочка гидрокостюмов, пластмассовые ведерки, совочки, мячи… А вот и стопка сложенных матрасов.

Я схватила верхний.

– Надуть хотите? – задала очередной дурацкий вопрос Феба.

Но я уже, не обращая внимания на горничную, бежала по лестнице на второй этаж, в кабинет. Так, здесь стояла ширма… Я бросила на пол сдутый матрас, расстелила его… Точно! «Вилка, ты гений!» – похвалила я себя. Хорошо, что вкупе с прозорливым умом Господь наградил меня и отличной памятью, которая в нужный момент услужливо развернула картину.

Вот я впервые спускаюсь на общий пляж и ложусь на шезлонг. Слышу фразу: «Если на жизненном пути вам попался хороший человек, то абсолютно неважно, какого цвета у него личный самолет». Я поворачиваю голову – впереди на надувных матрасах лежат Нина Зарубина и некая Олеся. Девушки лениво болтают, потом они встают, берут свои подстилки и уходят. На белом мелком песке остаются два следа – шириной примерно восемьдесят сантиметров и длиной около метра семидесяти.

Шелковый ковер в кабинете виллы Поспеловой… Мягкий, нежный, словно песок. Но, в отличие от мельчайших сыпучих частиц, которые легко перемещаются, шелковый ворс не выпрямляется, вмятины остаются на нем надолго, если не навсегда. По этой причине ковры из шелка, как правило, вешают на стену. В арабском языке есть даже выражение: «У него на полу шелковый ковер». Это значит, что человек настолько обеспечен, что может позволить себе бросить на пол ТАКУЮ вещь.

  102  
×
×