Стриптиз Жар-птицы

Так, кстати, погибла одна моя соседка, восьмидесятипятилетняя баба Леля. Хорошо хоть мой отец Ленинид, проходя мимо ее квартиры, унюхал запах газа и вызвал соответствующую службу, а то на воздух могла взлететь вся многоэтажка! Дом спасли, но бабка-то умерла, надышавшись газом.

Я вздрогнула и тут же сообразила, что в случае с Жозей возможны разные варианты. Например, Альберт, как сын, имеет право оформить опеку над потерявшей дееспособность матерью. И живо сдаст Жозю в психушку. Старуха очутится в грязной палате на шестерых, ей выделят железную койку и полку в колченогой тумбочке, лишат любимых птичек…

Вот что задумал преступник! Ох как он будет радоваться, зная о том, как заканчивает свой жизненный путь его врагиня. Ну убил бы мерзавец Жозю, и что? А так он обречет Колоскову на моральные и физические мучения. Потому-то из окна выкинули именно Дану! Но Гарибальди вопреки всем прогнозам осталась жива. Следовательно…

Огромным усилием воли я удержала себя на месте. Попытка убить Дану завершилась неудачей, значит, негодяй должен повторить попытку. Сомнительно, что он полезет в реанимацию, она очень хорошо охраняется, постороннему туда не проникнуть. А вот когда Дану переведут в обычную палату, там особого контроля не будет.

Мне необходимо найти гада как можно скорее! К сожалению, я потеряла драгоценное время зря, двигалась не в том направлении, искала злодея в окружении Даны, а он на самом деле связан с Жозей.

Попрощавшись с Людмилой Захаркиной, я отправилась в обратный путь. Чуть не упав пару раз на мокрой, скользкой дорожке, выбралась к центру цивилизации – деревенскому магазину, миновала вход и толкнула соседнюю дверь с табличкой «Участковый».

В крохотном предбанничке стояли простая деревянная вешалка и три обшарпанных стула. Кабинет Грибкова тоже не радовал глаз своим дизайном. Вероятно, его обставляли при царе Горохе, тут даже имелся такой раритет, как стеклянный графин с водой. Он стоял на круглом подносе, рядом маячил перевернутый вверх дном граненый стакан.

– Долго же ты идешь, – заявил Глеб Сергеевич, не опуская газеты, которая полностью загораживала его лицо, – и на этот раз не отвертишься. Свидетели безобразия имеются, я могу протокол оформить. Молчишь? С одной стороны, понятно, сказать тебе нечего. С другой…

– Ты с кем беседуешь? – прервала я монолог представителя закона.

Грибков отложил таблоид.

– О! Явление! – с легким удивлением воскликнул он.

– Не ждал? – поинтересовалась я, садясь на жесткий стул.

Из сиденья торчал гвоздь, спинка, по моим ощущениям, напоминала неоструганную деревяшку, и в комнате неприятно пахло сыростью.

– И че те надо? – нетерпеливо спросил участковый.

– Список жителей Евстигнеевки!

– Зачем?

– Для дела.

– Прав не имею показывать служебную информацию посторонним, – нахмурился Глеб Сергеевич.

– Ты это серьезно? – усмехнулась я.

– Если более заявлений нет, то покинь помещение, – каменным голосом произнес Казанова местного розлива, – сейчас сюда явится для допроса человек, подозреваемый в очень серьезном преступлении!

– Посижу тихо в углу, полистаю картотеку. Или пошарю в компьютере, если сведения на электронном носителе. – Я сделала вид, что не расслышала последней фразы Глеба.

– Нахождение гражданского лица при проведении оперативно-допросных мероприятий является нарушением тайны следствия, – отчеканил Грибков.

– Оперативно-допросные мероприятия! Емкий оборот речи. Сам придумал или подсказал кто? – восхитилась я. – Хватит идиотничать! Мне необходимо взглянуть на учетные карточки, домовую книгу, картотеку прописки, извини, не знаю, как точно называется необходимый документ.

– Вот наглость! – обозлился Грибков.

– Мне следует понимать последнюю фразу как «нет»?

– Да!

– Ты согласен? – прикинулась я идиоткой. – Вынимай! Можно я сяду вон там, у окна? Подоконник широкий, вполне сойдет за стол.

– Офигела? – отбросил официальный тон участковый. – Катись отсюдова.

– Ладно, – мирно кивнула я. И многозначительно добавила: – А замечательно получается…

– Что? – насторожился участковый.

– Ты сейчас будешь занят?

– По плану у меня допрос лица, совершившего преступное намерение.

Я не стала объяснять Глебу, что совершить намерение нельзя, его коллеги, как правило, используют иной оборот: «осуществить запланированное действие». Но обучать глупого мужика азам ментовской фени мне было недосуг.