Летучий самозванец

Глаголева вытерла нос полотенцем.

– Я его любила! Василий Олегович замечательный! Он добрый, ласковый, он самый лучший!

Мне стало трудно дышать. Тут же вспомнилось, как совсем недавно, когда между пассажирами стихийно вспыхнул скандал и Никита в запале заорал, указывая на Василия Олеговича: «Я его убью!» Светлана бросилась на защиту Самойлова со словами: «Не надо. Василий Олегович очень хороший».

– Он это знал, – ревела Светлана. – Говорил: «Ты мое солнышко». Я думала… хотела… а тут Василий Олегович Ирку выбрал!

Катя закрыла лицо руками, а ее воспитанница, заливаясь слезами, наконец-то рассказала неприглядную правду, весьма отличающуюся от версии, которую раньше выдала мне.

Василий Олегович несколько месяцев состоял со Светой в нежных отношениях, он делал ей подарки, и девочка привязалась к Самойлову. Он посеял в ее душе надежду на обеспеченное будущее, был очень ласков с ней, но вдруг все кончилось. Из уютной квартиры «папочки» Светлану опять переселили в интернат. Никто не обижал воспитанницу, но она ощущала себя брошенной. Если Василий Олегович приезжал в приют, Света неслась встречать его, обнимала, целовала, хватала за руки. Самойлов гладил ее по голове и говорил:

– Солнышко, все отлично! Я тебя люблю, учись прилежно, помогу, чем сумею.

Но в гости к себе больше не звал.

– Значит, ты «зайка»? – не выдержала я. – Помнится, ты с большим презрением говорила о Лизе Сухановой и Гале Степановой!

Глаголева вытерла щеки ладонью.

– Да! Они «зайки»! А я Василия Олеговича люблю! Лизка с Галкой только притворялись! Вечно ему в ноги кланялись, лицемерки! Боялись, что он их забудет и Аглая дур к Роману отправит!

Катя издала протяжный вздох, Светлана ткнула в меня пальцем:

– Вы слушайте! Раз папочка умер, мне на остальных насрать! Роман – сын Аглаи, никакая она не монашка, это все знают, кроме проверяющих! Ой, пусть Катя сама расскажет!

Светлана свернулась клубочком на диване и спрятала голову под подушку, Самойлова подсела к девочке и стала гладить ее по спине.

– Василий Олегович был страшный человек, – внезапно сказала она. – В нем самым странным образом соединились щедрость, агрессивность, нежность и извращенность. Никаких полутонов. Если муж ненавидел человека – то до смерти, если помогал – нес в зубах через любые препятствия. У Самойлова было странное понятие о порядочности. Секс с маленькой девочкой он считал естественным, но лишь в случае добровольного согласия ребенка, никакого принуждения, все исключительно по любви.

Больше шести месяцев Василий ни с кем из девочек не жил, но, прекратив сексуальные отношения, брал их под свою опеку. Многие из выросших и ушедших из приюта девочек были благодарны Самойлову, общались с ним, советовались, просили помощи и всегда ее получали.

– Идиллическая картина, – фыркнула я. – Самойлову следовало присвоить звание «Благодетель десятилетия».

– Есть и вторая сторона медали, – мрачно продолжала Катя. – Не все девочки соглашались на сексуальные отношения. Некоторые категорически отказывались от предложенной чести, и тогда Василий Олегович в гневе избавлялся от них. Самых строптивых отдавали Роману, а тот продавал детей богатым высокопоставленным педофилам, которые в отличие от Василия Олеговича любили грубый секс и насилие. Сутенеру отдавали и детей, которые не нравились Самойлову.

– Потрясающая картина, – возмутилась я. – Конечно, девочки знали: полюбишь папочку – получишь пряник, показываешь характер – считай, ты покойница. Теперь у меня возникло еще больше сомнений в искренности чувств Светы к Самойлову. Глаголева боялась оказаться у Романа, Суханова тоже. Мало ли что взбредет в голову благодетелю, понадобятся новые воспитанницы, вот он и избавится от прежних. Конечно, несчастные девочки клялись в любви к развратнику и мечтали снова очутиться с ним в койке, получить, так сказать, охранную грамоту.

– Василий никогда не обижал бывших любовниц, – вздохнула Катя. – Он…

– …был отличным человеком, – язвительно перебила ее я. – Добрым волшебником, королем, награждавшим за верность, и убивавшим тех, кто его не любит. А ты ему помогала!

– У Самойлова был на меня компромат, – понизила голос Катя. – Не спрашивай какой, не расскажу. Я была его служебной собакой. Да, помогала, но спроси, скольких девочек я спасла от Романа! Что я могла поделать? Только беседовать с подростками, растолковывать им происходящее, объяснять, как следует себя вести в нашем приюте!