– Мне его ангел дал! – устало повторила Алина.
– Дура! – заорала Манана. – Ангелочков в природе не существует!
– Смотрите! – закричал Леонид. – Там, на берегу, в глубине кустов!
Зарецкий принялся быстро креститься и кланяться, я, ругая себя за глупое кокетство, не позволяющее носить очки, прищурилась и увидела вдали белое пятно, всмотрелась в него…
– Ангел! – закричал Зарецкий. – Глядите! Крылья! Над головой люстра горит!
– Это нимб, – ожил Василий Олегович. – Господи, прости и помилуй!
Зарецкий развернулся и убежал, Шумаков начал почему-то трясти головой, Манана застонала и обняла Алину, обе женщины истерично зарыдали. Я ощутила тошноту и предпочла шмыгнуть по лестнице вниз.
Очутившись в каюте, я поняла, что так и не успела пообедать. Желания возвращаться в столовую не было, но есть хотелось безумно, поэтому я решила заглянуть на кухню, отыскать там свою бывшую одноклассницу Маргариту и попросить у нее бутерброд.
Камбуз располагался в конце длинного коридора, я туда заглянула и увидела рыжего парня – того самого, что помогал в первый день пассажирам найти их каюты, – меланхолично чиркавшего ножом по картофелине.
– Чего вы хотите? – неприветливо спросил он.
– Маргариту Некрасову ищу, – ответила я.
– У ней перерыв на обед, – пояснил матрос. – Нам днем час отдыха положен.
– Значит, мне к семи подойти? – уточнила я.
Юноша поднял голову и посмотрел на круглые часы с методично движущейся секундной стрелкой.
– Ща шесть, ну к восьми-то она проснется.
Картофелина шлепнулась в таз с водой, я постаралась не засмеяться. Пару месяцев назад, оформляя разрешение на перепланировку квартиры, я зашла в БТИ и наткнулась на гениальное объявление: «Бесплатное оформление бумаг – сорок пять минут, платное – три часа. Просим рассчитать свое время заранее и не подгонять сотрудников». Почему задаром мне сделают документы быстро, а за немалую мзду провозятся в несколько раз дольше, осталось за гранью моего понимания. Может быть, во втором случае вызывают каллиграфиста и тот при помощи пера и чернил затейливо украшает текст завитушками?
– Че хотели? – зевнул подсобный работник.
– Проголодалась, – честно призналась я, – прямо живот подвело.
– Ужин в двадцать ноль-ноль, – напомнил парень.
Я предприняла попытку его разжалобить:
– До него еще дожить надо!
– Человек способен не есть тридцать дней, – равнодушно прозвучало в ответ.
– Сам-то пробовал? – обозлилась я. – Лично мне требуется еда, и желательно из свежих продуктов.
– Сгущенку любите?
– Обожаю, – заявила я.
Парень швырнул очередную очищенную картофелину в таз и стал немного любезнее:
– Маргарита завсегда камбуз запирает, когда соснуть уходит. За продукты с нее спрашивают, а у нас тут народ прожорливый! Недоглядишь – все слопают, и наше, и клиентское. Но маленький холодильник она не трогает. Там сгущенка есть.
– А где он? – обрадовалась я.
– Вона, у хлебницы. – Юноша ткнул рукой в сторону белого агрегата, похожего на картонную коробку для обуви. – Если охота, можете и куски нарезного прихватить.
Я открыла дверцу и испытала разочарование:
– Никаких банок нет.
– Она на нижней полке, – терпеливо объяснил поваренок, – в тюбике.
Моя рука схватила бело-голубую тубу с надписью «Буренка Зина»[10]. К сожалению, вкус многих продуктов, любимых россиянами моего возраста со времен их не очень сытого детства, кардинальным образом поменялся. Исчез московский хлеб, пропало настоящее молоко и мечниковская простокваша. Давно не встречаю на прилавках так называемый «фруктовый сахар» (не путайте с фруктозой) и копеечные конфеты «Киевская помадка». Затерялось в неизвестности шоколадное масло, суворовское печенье и грузинский чай № 38. Вероятно, кому-то эти продукты казались невкусными, но я их любила. И вот теперь сгущенка, внешне напоминающая зубную пасту, получила название «Буренка Зина».
– Берете? У меня тоже перерыв, – поторопил матрос.
– Да, – опомнилась я, хватая из жадности две упаковки, – спасибо.
Нехорошо признаваться во вредных привычках, но я люблю есть в кровати. Поэтому, придя в каюту, я взбила подушку, легла под одеяло, взяла журнал и открутила крышку сначала одного, а потом и второго тюбика. Сейчас с восторгом слопаю бутерброд. Но налить сгущенное молоко на хлеб не удалось: в спальню постучали.
Я со скоростью ящерицы, застигнутой врасплох, пихнула «Буренку Зину» под подушку Юры, бросила вторую упаковку в прикрытое накидкой кресло и пошла открывать дверь, в которой опять заклинило замок.