Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

Михаил Владимирович внушил чекисту, что перед введением препарата необходимо провести полное обследование. Анализы, рентгеновские снимки.

Профессор не знал, успел ли Кудияров побывать на ковре у Петерса, однако, судя по вальяжному спокойствию Пети и самого Кудиярова, дела у них шли не так уж скверно.

– Времени теперь довольно, – сказал чекист, – недели две точно. Так что не спешите, не волнуйтесь, делайте все необходимое.

– А вы сами разве не волнуетесь? – спросил Михаил Владимирович.

– Я не могу себе этого позволить. Я знаю, что малейшее сомнение в успехе мне навредит.

– Пожалуй, вы правы. Но вы отдаете себе отчет, что вам придется полностью изменить образ жизни? Ни капли спиртного, строжайшая диета, сон не менее десяти часов в сутки.

– Разумеется, не надо считать меня профаном, профессор. Я знаю не меньше вашего. Я изучал труды великих адептов, Арнольда из Виллановы, Николя Фламеля, Василия Валентина. Мне известно, что такое герметическое озарение и какой аскезы требует этот путь. Святая цель адепта – преодолеть первородный грех, из-за которого человек стал смертным. И кстати, когда вы сказали о том, что это глист, я ничуть не удивился. Я ждал чего-то в таком роде. Червь, змей. Подобное лечится подобным. Если желаешь найти выход, ищи вход. Змей соблазнил Адама и Еву, стало быть, через змея лежит путь к спасению.

– Да, вы, Григорий Всеволодович, никак не профан, вы настоящий философ.

– Думаю, вливание лучше всего произвести в полнолуние, с пятницы на субботу, ровно в полночь. Будет благоприятное расположение светил. Надеюсь, вы, профессор, не станете отрицать значение астрологического аспекта?

– Конечно, не стану. Расположение светил – это очень важно.

Кудияров был бледен, хмур, глубоко сосредоточен.

До пятницы осталось три дня. Товарищ Смирнов ходил на цыпочках, заглядывал в палату, как в святилище, с Михаилом Владимировичем говорил тихо, почтительно, не поднимая глаз. Одно дело, когда профессора возили на дом к высокопоставленным большевикам, и совсем другое – когда такой крупный чекист, как товарищ Кудияров, самолично лег во вверенную товарищу Смирнову больницу. Это сразу поднимало статус заведения и самого товарища Смирнова.

Михаил Владимирович не преминул воспользоваться изумлением и трепетом главного врача. Лазарет получил несколько партий лекарств, инструментов, шовных и перевязочных материалов, и почти ничего не исчезло. Профессор пугал Смирнова комиссиями, инспекциями, не давал ему успокоиться и начал потихоньку хлопотать об увольнении завхоза Добрюхи.

Петя навещал своего приятеля каждый вечер. Они шептались о чем-то. Однажды Таня оказалась рядом и заметила, что Кудияров через лупу разглядывает какие-то документы.

– Похоже на дореволюционные паспорта, – сказала она Михаилу Владимировичу, – наверное, ты прав. Эти двое собираются удрать за границу.

– Отлично. Я рад за них.

В пятницу утром, заглянув в палату, Михаил Владимирович увидел, что больной держит на коленях раскрытую жестяную коробку из-под печенья. Внутри, на черном бархате, лежала изящная статуэтка пеликана, отлитая из темного металла. Небольшой костяной кинжал с пятиконечной звездой на рукояти. Какие-то ключи, брелоки, миниатюрные молоточки и нечто, напоминающее нижнюю челюсть человеческого черепа.

– Необходимо, чтобы эти предметы находились со мной рядом, когда вы будете производить вливание, – спокойно пояснил Кудияров.

Михаил Владимирович не возражал.

– И еще, у меня к вам просьба, профессор. Как-нибудь убедите фельдшерицу Чирик уйти домой, хотя бы на одну ночь.

– Нет уж, Григорий Всеволодович, я не возьмусь, увольте. Это только вам по силам.

Вечером, часам к девяти, явился Петя. Красный, потный, он пронесся по коридору, влетел в палату, ни с кем не здороваясь, захлопнул дверь.

Минут через десять в палату сунулась Аграфена и тут же выскочила как ошпаренная.

– Я только хотела попрощаться, пожелать спокойной ночи, – всхлипывала она в ординаторской, – я ухожу домой, спать, которые сутки уж на ногах, ради него, а он на меня кричит, грубо, матерно.

Петя покинул палату через полчаса, сильно хлопнув дверью. Заглянул в ординаторскую, вызвал Михаила Владимировича в коридор, сопя, пряча глаза, спросил:

– Как долго он должен будет лежать потом, после этой вашей процедуры?

– Не знаю. Все зависит от индивидуальной реакции организма. Но в любом случае, не меньше недели он должен оставаться под наблюдением.