Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

– Я не говорил вам, но мне казалось, вы достаточно умны, чтобы понимать такие вещи без слов – профессор грустно вздохнул. – Боюсь, ничего у нас не получится.

За окном послышался звук мотора. Свет фар мягко скользнул по стеклу открытой створки, по стене. Таня выглянула в окно, подошла к Михаилу Владимировичу, тронула его за руку, испуганно прошептала:

– Папа…

– Ступай, Таня, тебе пока рано присутствовать, – сказал Михаил Владимирович, – ступай в ординаторскую, ты нам мешаешь.

Она растерянно кивнула и вышла, бесшумно прикрыв дверь. Звук мотора за окном затих.

– Ну, теперь уж можно? – спросил Кудияров.

– Нет.

– Три минуты до полуночи! Что происходит?

– Григорий Всеволодович, я чувствую непреодолимое препятствие, я чувствую холод, где-то здесь, в районе вашей головы.

– Я не понимаю! – отчаянно крикнул Кудияров. – Какой холод? Начинайте сию секунду!

– У вас под подушкой холодный металл, – произнес профессор страшным шепотом, – он символизирует нечто обратное тому, что мы с вами намерены делать. Металл излучает смерть. Смотрите, луна уходит, ваш пеликан темнеет, в растворе появляется серый осадок.

Не дожидаясь, пока чекист опомнится, Михаил Владимирович сунул руку под подушку, вытащил револьвер и быстро спрятал его в карман халата.

– Ну вот. Теперь все в порядке. Теперь можно начинать.

Раздался далекий бой кремлевских курантов. Вслед за первым ударом в палате вспыхнуло электричество. Сапоги затопали по коридору. Дверь распахнулась. Сквозняком задуло свечу. Вошел молодой человек в кожаной куртке и кепке, надвинутой до бровей.

– Вечер добрый, товарищи. Не помешал?

Он был маленький, полноватый, с лихим светлым чубом из-под кожаного козырька. Конечно, явился он не один, остальных пока оставил за дверью.

«Где-то я его уже видел, – подумал Михаил Владимирович, – странная манера не снимать головной убор в помещении».

– Здорово, Фима, – сказал Кудияров, – рад, что ты навестил меня, хоть и поздновато, ночь уже, а я все равно рад. Проходи, присаживайся.

Надо отдать ему должное, он сохранял поразительное спокойствие, лишь слегка побледнел, но улыбался гостю, как радушный хозяин.

«Фима, – вспомнил профессор, – тот самый, что приезжал брать моего комиссара. Он допрашивал меня. Эрнст его фамилия».

– Что, Григорий Всеволодович, прихворнули? Как самочувствие? – спросил Фима с ответной добродушной улыбкой.

– Ничего, Фима, спасибо, теперь уж лучше. Вот, товарищ профессор лечит меня. У нас как раз в данный момент важная процедура, ты бы обождал в коридоре. – Он говорил тихо, медленно, а рука его между тем незаметно нырнула под подушку.

Фима мгновенно выхватил из расстегнутой кобуры маузер и скомандовал:

– Встать! Руки за голову!

Тут Кудияров вспомнил, что вкрадчивый его жест был напрасен, бешено покосился на профессора и ловким ударом ноги толкнул железный штатив капельницы. Тяжелая конструкция качнулась, стала падать и готова была обрушиться на голову Фиме, но профессор успел задержать падение, перехватил штатив, отодвинул его подальше от койки, аккуратно поставил и достал из кармана револьвер.

– Не волнуйтесь, господин Эрнст. Вот его оружие, возьмите.

– Премного вам благодарен, товарищ Свешников, – кивнул Фима и взял револьвер. – Гражданин Кудияров, вы арестованы.

Тут вошли еще двое, Кудиярова подняли, скрутили. Спокойствие изменило ему, он кричал и матерился так, что разбудил весь лазарет.

Глава шестнадцатая

Северное море, 2007

Шторм не начался, наоборот, волны стихли, только слегка покачивали яхту. Соня так промерзла на палубе, что стала плохо соображать и почти не могла говорить, зубы стучали. Но что-то мешало ей попросить разрешения вернуться в каюту. Да, наверное, именно это и мешало – что надо просить разрешения. Она не сомневалась: Хот не позволит ей уйти, и тогда придется испытать очередное унижение. Почувствовать свою абсолютную несвободу.

– Тепло ли вам в этих замечательных унтах? – спросил он участливо.

– Не люблю чужую обувь. Объясните, кому и зачем понадобились мои сапоги?

– Как это – кому? Полиции Зюльт-Оста. Иначе они, бедняги, просто вывихнули бы мозги. Но им повезло. Каждый раз, приходя в лабораторию, вы переобуваетесь, ставите сапоги в шкафчик. Он металлический и, к счастью, оказался несгораемым. Все остальное сгорело дотла. Мне грустно говорить вам это, но вы тоже сгорели, Софи.