Место под солнцем

Квартиру и машину у нее никто не отнимет, но театр развалится. Она, конечно, может устроиться в другую труппу. Но там свои примы, свои солистки, не менее талантливые, чем она. В тридцать лет начинать сначала, плясать в кордебалете – спасибо, не надо.

А дальше, в сорок? Идти преподавать хореографию в Дом культуры? Тоже – спасибо, не надо. Причем деньги-то все равно придется считать рано или поздно, но это уже будут совсем другие деньги. Гроши.

А труппа? Конечно, кто-то из ребят устроится, но многие останутся на улице. Виновата будет только она. И перед ними, и перед самой собой.

Значит, завтра вечером в разговоре с Луньком остается сказать свое твердое «да». То, что она ничего не смыслит в игорном бизнесе, – нестрашно. Разберется, если захочет. И помощники найдутся, Лунек их предоставит.

Валера Лунек – славный человек, почти член семьи. У Глеба с ним были теплые дружеские отношения. Но была еще и другая сторона, холодная, жесткая деловая. Лунек мил, неплохо воспитан, но он бандит вор в законе. Крепкая бандитская «крыша». Раньше можно было об этом не задумываться. А теперь придется.

Но главное, если она взвалит на себя казино, танцевать перестанет очень скоро. Не сразу, конечно, но скоро. На это просто физически не хватит времени. Нельзя заниматься игорным бизнесом и при этом оставаться примой, солисткой. Содержать свой театр можно. Но пропадать в нем с утра до ночи, танцевать ведущие партии – нельзя.

От этой мысли все внутри сжалось, резко и сильно свело мышцы. Нога замерла в высоком батмане. А музыка, оказывается, давно кончилась. Пот тек в глаза. Надо закрыть окно. Так недолго и простудиться. Надо принять душ и лечь спать. Господи, какая тишина… Уже два часа ночи, а Катя и не заметила, как пролетело время.

И вдруг тишину распорол страшный, отчаянный женский крик. Кто-то истошно орал «Помогите!» в пустом дворе. Катя вздрогнула, бросилась к окну, но ничего не увидела. Освещенная площадка перед подъездом была пуста. Остальная честь двора проваливалась в темноту. Крик повторился, потом перешел в громкие истерические всхлипы и причитания. Катя не раздумывая надела кроссовки на шерстяные гольфы, накинула плащ, прихватила газовый пистолет, который валялся в ящике тумбы в прихожей, и бросилась во двор.

Сбегая вниз по лестнице, затягивая на бегу пояс плаща, под которым ничего не было, кроме колготок и тонкого пуловера, она подумала, что поступает глупо, надо просто позвонить в милицию и сообщить: у нас во дворе кричат. Назвать адрес, и они приедут. Это их дело – приезжать и разбираться, когда кто-то кричит «Помогите!». Ну куда она лезет со своим газовым пистолетом, даже не зная, как из него стрелять, заряжен ли он?

Во дворе не было ни души. Из темноты, с детской площадки, слышался уже не крик, а монотононный плачущий голос:

– Ой ты ж, горе мое, что ты натворил-то, мать твою? Миленький ты мой, родненький, козел ты вонючий… Катя шагнула к кустам, пожалела, что не захватила фонарик. Но глаза постепенно привыкли к темноте. На земле у скамейки лежала какая-то темная груда. Рядом на корточках сидела женщина и плакала. Ветром качнуло кусты, отделявшие эту часть двора от освещенной площадки перед подъездом. Свет упал на женщину. Катя заметила, что в руке у нее – небольшая, пол-литровая бутылка водки. Бесформенная груда оказалась мужчиной, бомжем. Он лежал неподвижно в странной, скрюченной позе.

Подойдя поближе, Катя узнала здоровенную бабу, которая два дня назад набросилась с кулаками на бомжа Бориску. Кажется, ее звали Сивка. Она давно жила в полуразрушенном доме в глубине двора и была постоянной Борискиной подружкой.

– Опасаясь взглянуть внимательней на лежащего человека, Катя спросила:

– Что случилось?

Женщина подняла на нее глаза, громко шмыгнула носом и хрипло произнесла:

– Слышь, ты это, посмотри, а? Я боюсь… – Что посмотреть?

– Он не дышит.

– Кто? – тихо спросила Катя, опускаясь на корточки рядом с Сивкой и уже заранее зная ответ.

– Бориска, сукин сын… Вот, бутылка рядом валялась недопитая. Не допил он, значит… И всего-то было пол-литра. А он оставил, правда на донышке. – Она поднесла бутылку к губам.

Прежде чем что-либо сообразить. Катя схватила ее за руку:

– Не надо, не пейте!

Сивка уставилась на нее шальными глазами, выругалась, но пить не стала.

– Ты думаешь, траванулся он? Это ж хорошая водка, «Столичная».

Катя пока ничего такого не думала. Просто сейчас надо вызывать «Скорую», Сивка уже под градусом, еще несколько глотков – она вообще может отключиться. Отставив бутылку в сторону, на бортик детской песочницы, Катя осторожно повернула голову Бориски взглянула в лицо.