Место под солнцем

От сильного ветра качались кусты, то пропуская, то заслоняя фонарный свет. Из-под припухших, тяжелых век смотрели на Катю тусклые мертвые глаза.

Глава 24

– Ты можешь мне объяснить, какой в этом смысл? – спросил следователь Чернов майора Кузьменко. – Что ты мечешься? Ну ладно, бар «Белый кролик» – это я понимаю, надо было проверить. А к старухе в психушку зачем полез?

– Тоже надо было проверить, – вяло ответил Иван.

– Ну и как? – Чернов усмехнулся. – Добросовестный ты наш… Ты понимаешь, что творишь? Тебе мало «глухарей»?

– Жень, я все это могу самому себе сказать примерно теми же словами. Не надо, – поморщился Кузьменко. – «Глухарей» хватает, доказательств, прямых и косвенных, – выше крыши. Но со старухой я должен был побеседовать. Она, между прочим, не такая уж безумная, как кажется. Про фотографию в бульварной газетенке «Кисе» – чистая правда. Есть такая газетенка, в ней рубрика «Шу-шу». Я нашел, не поленился. Бабушка Гуськова пересказала заметку почти дословно. Так что с памятью у нее все в порядке.

– И что из этого следует? Даже если парня в кепке она не выдумала, даже если он открывал ящик, в котором лежал пистолет – все равно, она ведь не видела, как он взял. А кто потом на место положил? Да и вообще, для суда показания человека, страдающего старческим слабоумием, – ноль. Вот если бы ты разыскал этого самого Петрова, который в реальности окажется каким-нибудь Сидоровым или Губашвили, взял бы его за жабры, обнаружил бы прямую связь с вором-"апельсином" Голбидзе либо с пропавшим без вести князем Недаром, вот тогда… Кстати, что там у нас в этом направлении?

– Ничего. Тишина. Голубок в Сочи упорхнул, на бархатный сезон. У него своя вилла. Чего ж не отдохнуть? Князь исчез бесследно. Никто его, болезного, кроме нас, не ищет. Но и мы этим занимаемся совсем вяло, без энтузиазма. А насчет Петрова – я ведь тоже не поленился, связался со всякими фондами и комитетами, которые теоретически могли бы прислать подобную помощь.

– И, разумеется, все блеф? Гуманитарка из Америки давно не поступает, никакие мальчики в кепках с красными «корочками» по квартирам не шастают?

– Разумеется, – кивнул Кузьменко, – именно так все и оказалось. Но подумай сам, кому понадобилось тратить деньги, покупать продукты, заявляться к сумасшедшей бабке? И ведь еще красную «корочку» надо было заранее приготовить. Это ж сколько хлопот! Ради чего?

– А ты совершенно уверен, что старуха не сочинила всю эту трогательную историю от начала до конца? Ей ведь хочется домой, вот и придумала алиби для внучки.

– Слишком много подробностей, – Кузьменко откинулся на спинку стула и закурил, – не такая бурная у старушки фантазия, чтобы сочинить столько деталей. И потом, если бы врала, она бы обязательно сказала, будто видела своими глазами, как взяли пистолет. Иначе какой смысл?

– Знаешь, – задумчиво произнес Чернов, – у меня такое чувство, что мы с тобой воду в ступе толчем. В принципе дело можно передавать в суд со спокойной душой.

– Со спокойной ли? – прищурился Кузьменко. – Ты абсолютно уверен, что Калашникова убила Гуськова?

– Нет. Однако не потому, что доказательств мало; и не потому, что плохо представляю себе картину преступления. Просто все это несколько необычно, странно. Психологически странно представить, что бизнесмена, казинщика, который по уши в бандитской тусовке, кончает не киллер, оплаченный конкурентом или кредитором, а любовница. Однако в жизни бывает много всяких странностей. Это убийство – не самое невероятное и в моей, и в твоей практике. Все вполне объяснимо и логично. Она до последнего момента не знала, что пальнет. А когда увидела, как они обнимаются у подъезда, не выдержала. И метила она скорее всего в Орлову. Но стрелять толком не умеет. Удивительно, как вообще попала.

– Да, удивительно. Человек, который плохо стреляет, убивает одним точным снайперским выстрелом. Правда, не того, кого хотел. Потом бежит в ужасе к метро, возвращается домой, кладет пистолет назад в ящик и живет дальше как ни в чем не бывало.

– Именно так, – энергично кивнул Чернов, – и я не вижу здесь никаких противоречий. На одной чаше весов – пистолет, мотив, отсутствие алиби, дневник этого несчастного Гришечкина. А на другой что? Разговор с сумасшедшей старухой? Некое смутное ощущение, будто что-то все-таки не так? Да, у меня тоже оно есть. Ну и что? Для суда это не довод. А насчет старухи – будь она трижды нормальной, все равно ради своей внучки наплела бы, что это ты выкрал, а потом подбросил пистолет. А звонки? Анонимные звонки и дурацкая мистическая история с какими-то щепками в подушке? Ведь все так четко укладывается в одну схему. Куда ни ткнись – сплошные доказательства, прямые и косвенные, какие хочешь.