Особые поручения: Пиковый валет

– Отлично, – кивнул Эраст Петрович. – Стало быть, мы договорились. И первое задание вам будет такое: на всякий случай, ибо береженого Бог бережет… Последите-ка недельку-другую за газетами. И еще я распоряжусь, чтобы от полицеймейстера вам ежедневно присылали на просмотр «Полицейскую сводку городских происшествий». Обращайте внимание на все примечательное, необычное, подозрительное и докладывайте мне. А вдруг этот самый Момус еще нахальнее, чем нам п-представляется?

* * *

Денька через два после этой исторической беседы, ознаменовавшей решительный поворот в Анисиевой жизни, Тюльпанов сидел за письменным столом в домашнем кабинете начальника, просматривал свои пометки в газетах и «Полицейской сводке», готовился к отчету. Был уже двенадцатый час, но Эраст Петрович еще не выходил из спальни. В последнее время он вообще что-то хандрил, был неразговорчив и интереса к тюльпановским находкам не проявлял. Молча выслушает, махнет рукой, скажет:

– Идите, Тюльпанов. На сегодня п-присутствие окончено.

Нынче к Анисию заглянул Маса – пошептаться.

– Сафсем прохо, – сказал. – Ноть не спит, дзень не кусяет, дзадзэн и рэнсю не дзерает.

– Чего не делает? – тоже шепотом спросил Анисий.

– «Рэнсю» – это… – Японец изобразил руками какие-то быстрые, рубленые движения и одним махом вскинул ногу выше плеча.

– А, японскую гимнастику, – сообразил Тюльпанов, вспомнив, что раньше по утрам, пока он читал в кабинете газеты, надворный советник и камердинер удалялись в гостиную, сдвигали столы и стулья, а после долго топали и грохотали, то и дело издавая резкие, клекочущие звуки.

– «Дзадзэн» – это вот, – объяснил далее Маса, плюхнулся на пол, подобрал под себя ноги, уставился на ножку стула и сделал бессмысленное лицо. – Поняр, Тюри-сан?

Когда Анисий отрицательно помотал головой, японец ничего больше объяснять не стал. Сказал озабоченно:

– Баба надо. С баба прохо, без баба есё худзе. Думаю, хоросий бордерь ходичь, с мадама говоричь.

Тюльпанову тоже казалось, что меланхолия Эраста Петровича связана с исчезновением из флигеля графини Адди, однако от столь радикальной меры, как обращение за помощью к хозяйке борделя, по его мнению, следовало воздержаться.

В разгар консилиума в кабинет вошел Фандорин. Был он в халате, с дымящейся сигарой в зубах. Масу послал за кофеем, у Анисия скучливо спросил:

– Ну что там у вас, Тюльпанов? Опять будете мне рекламу новых технических чудес з-зачитывать? Или, как вчера, про кражу бронзовой лиры с гробницы графа Хвостова?

Анисий стушевался, потому что и в самом деле отчеркнул в «Неделе» подозрительную рекламу, превозносившую достоинства «самоходного чудо-велосипеда» с каким-то мифическим «двигателем внутреннего сгорания».

– Отчего же, Эраст Петрович, – с достоинством возразил он, подыскивая что-нибудь повнушительней. – Вот в «Сводке» за вчерашнее число имеется любопытное сообщение. Докладывают, что по Москве ходят странные слухи о какой-то волшебной черной птице, которая слетела с небес к действительному статскому советнику Еропкину, вручила ему златое кольцо и говорила с ним человеческим голосом. При этом поминают Божьего человека, чудесного отрока, которого называют то Паисием, то Пафнутием. Тут приписка полицеймейстера: «Сообщить в Консисторию, дабы приходские священники разъяснили пастве вред суетных верований».

– К Еропкину? Черная п-птица? – удивился шеф. – К тому самому, к Самсону Харитоновичу? Странно. Очень странно. И что же, упорный слух?

– Да, тут написано, что все поминают Смоленский рынок.

– Еропкин – человек очень богатый и очень суеверный, – задумчиво произнес Эраст Петрович. – Я бы заподозрил здесь какую-нибудь аферу, но у Еропкина такая репутация, что никто из московских с ним связываться не осмелился бы. Это з-злодей и мерзавец, каких свет не видывал. Давно на него зуб точу, да жаль, Владимир Андреевич трогать не велел. Говорит, злодеев много, всех не пересажаешь, а этот щедро в городскую казну дает и на благотворительность. Так человеческим голосом птица с ним говорила? И золотое кольцо в клюве? Дайте-ка взглянуть.

Взял у Тюльпанова «Полицейскую сводку городских происшествий», стал читать отчеркнутое.

– Хм. «Во всех слухах поминается „блаженный отрок, лицом чист, златоволос и в рубахе белее снега“». Где это видано, чтобы юродивый был лицом чист и в рубахе б-белее снега? И, смотрите-ка, тут еще написано: «Отнестись к сему слуху как к полной выдумке препятствует удивительное подробство деталей, обычно досужим вымыслам не свойственное». Вот что, Тюльпанов, возьмите-ка у Сверчинского пару-тройку филеров и установите негласное наблюдение за домом и выездом Еропкина. Причин не объясняйте, скажите – распоряжение его сиятельства. Валет не Валет, а какая-то хитроумная интрига здесь угадывается. Разберемся в этих святых чудесах.