74  

Вот уже два месяца Софи добавляла яд в пищу мужа, но пока в его состоянии не произошло никаких изменений. Как назло, Робер Клермон отличался несокрушимой силой и завидным здоровьем.

…Софи пыталась увернуться, но он схватил ее за локоть, а потом за волосы и ударил несколько раз. Она не могла убежать на улицу, потому что в соседней комнате спала ее дочь, и женщина боялась, что Робер может причинить вред ребенку.

Он повалил ее на кровать и старался овладеть ею. Сначала Софи отбивалась, а потом затихла под градом жестоких ударов, и когда Робер наконец отпустил ее, долго лежала, не двигаясь, чувствуя, как бегущие по лицу слезы смешиваются с кровью, сочившейся из разбитой губы. Женщина боялась пошевелиться, пока муж не уснул, и в эти минуты она окончательно поняла, что не сможет по-настоящему проснуться до тех пор, пока не заставит его заснуть навсегда.

ГЛАВА II

Однажды в конце марта 1798 года Максимилиан в очередной раз сообщил Элиане:

– Через несколько дней я уезжаю.

– Куда? – спросила она.

– В Тулон. Правительство дало согласие на Египетскую экспедицию генерала Бонапарта. Я должен быть в Тулоне по делам министерства. Сейчас там формируется флотилия.

– Опять война? – удивилась Элиана. – В Египте? Но это же так далеко!

– Потому Директория и подписала решение. Они панически боятся Бонапарта и готовы услать его куда угодно подальше, хоть на Луну! – Максимилиан засмеялся, а потом произнес серьезно: – Талейран[7] связывает с этим предприятием большие надежды. Египет станет базой для новой колониальной империи Франции. Таким образом, все Средиземное море будет принадлежать нам. Вообще должен признать, что Талейран чрезвычайно благоволит к Бонапарту, а у этой лисы чутье на людей с будущим.

Он одевался, стоя перед большим зеркалом, и от его манер веяло уверенностью и спокойствием, а свет, струящийся из синевато-серых глаз, казался удивительно холодным.

Одна часть существа Максимилиана словно постоянно витала где-то, а другая находилась на земле, и он бесспорно обладал потрясающим умением находить равновесие в своем собственном мире. Элиане это редко удавалось.

– С кем же ты теперь? – спросила молодая женщина. – С генералом Бонапартом или с Талейраном?

Она еще лежала в постели, и ее лицо освещал какой-то особый внутренний огонь: глаза ярко блестели, по щекам разливалась краска.

– Ни с кем. Я всегда только с Францией и делаю то, что лучше для страны.

– А может, для самого себя?

Безупречно гладкий лоб Максимилиана прорезала тонкая морщинка, а глаза потемнели, как волны моря в бурю. Однако он улыбнулся.

– Это только так кажется.

Он опять повернулся к зеркалу и принялся завязывать галстук. Элиана думала о том, что с возрастом его красота становится все более холодной. Время наложило на его внешность свою печать, не лишив ее основных преимуществ, но избавив от некоторой доли романтичности. Он и сам изменился – постоянно о чем-то думал, даже в интимные минуты, и Элиана понимала, что в известной доле любит в нем не теперешнего, а того, прежнего Максимилиана, которого знала еще юной девушкой.

И конечно, она догадывалась, что смыслом его жизни была отнюдь не любовь.

Молодая женщина подняла взгляд к потолку. Белизна лепных украшений, совершенство пропорций, гладкая холодная поверхность. В какое-то мгновение ее пронзило чувство одиночества – точно сотни иголок вонзились в сердце!

– Возьми меня с собой! – прошептала она.

– Куда? В Тулон?

– Да.

Максимилиан обратил к ней удивленный взгляд своих ясных глаз.

– С чего бы вдруг? Это же чисто деловая поездка.

– Если тебя не будет в Париже, то и я не хочу оставаться здесь.

Она с отвращением подумала о приемах и визитах, которые станут наносить ей люди вроде Армана Бонклера. Максимилиан будто прочитал ее мысли.

– Ты можешь не принимать, если не хочешь. Это твое право.

– Нет, просто я не желаю оставаться одна. Мы и так слишком мало бываем вдвоем.

– Мы? Мы с тобой? – повторил Максимилиан, замедляя движения рук. – Да ты что, Элиана!

– Да, – с тихой настойчивостью повторила она, – мы почти ни о чем не говорим.

– По-моему, я обо всем тебе рассказываю.

– Нет, ты не понимаешь. – Элиана встала с постели и набросила мягко облегающий фигуру переливчатый атласный пеньюар. – В последнее время мы лишились уединения, чего-то сокровенного. Вокруг нас бесконечная суета, а когда мы остаемся одни, то пребываем каждый в своем мире. Мы отдались друг от друга, Макс. Поверь, любого человека можно «упустить» – прозевать тот момент, когда он перейдет некую рань, за которой уже не сможет доверять тому, кто находится рядом, потеряет желание раскрыть ему душу. Я не хочу, чтобы это случилось с нами.


  74  
×
×