57  

Не изумляться теперь следовало, не жаловаться на свою горькую судьбу, а как можно скорее понять, как из этого дурацкого положения выйти. То есть просто понять, как ему выйти на свободу.

Впрочем, жаловаться кому бы то ни было на судьбу не представлялось возможным. К Александру не пускали никого, кроме адвоката, а тот был человеком толковым и деловым, так что жалоб на судьбу, пожалуй, и не понял бы, даже если бы его подзащитному и пришло в голову таковые высказывать.

Ну да Александру в голову ничего подобного и не приходило. Со всей присущей ему жесткой хваткой он отдавал распоряжения – проверить, выяснить, поговорить… Он был занят в тюрьме немногим меньше, чем на воле, и времени для отвлеченных размышлений у него почти не было.

Поэтому он удивился, когда, придя на очередную встречу с адвокатом, увидел в комнате для свиданий не его, а Юлю.

Все это время жена находилась где-то на краю его сознания. Точнее, если быть совсем уж честным, ее просто не было в его сознании. От адвоката Александр знал, что дети здоровы и дома все благополучно, и этого ему было достаточно.

– А ты как сюда попала? – удивленно спросил он. – Мне же вроде свидания не положены.

– Мало ли что они скажут! – с обычной своей невозмутимостью ответила Юля. – Не может такого быть, чтоб мужу с женой свидания не положены были. Сядь, поешь. – Она развернула большой фольговый сверток, и Александр увидел запеченную курицу, обложенную кусками пирога с капустой. – Хотела водки тебе принести, да отняли.

– Ничего. – Ему стало смешно от ее несокрушимой невозмутимости. – Мне тут и без водки весело.

– Не переживай. В жизни всякое бывает. Выйдешь – все гады у тебя вот где будут.

Она сжала кулак; проступили округлые костяшки под мягкой кожей.

То, что он отсюда выйдет, притом так, чтобы зажать «всех гадов» в кулак, было для Александра совсем не очевидно. Но зато очевидно для него было, что Юля говорит об этом не для того чтобы его утешить, а потому, что сама совершенно в этом уверена.

– Как дети? – спросил он, придвигая к себе курицу.

– Нормально. Дениска на теннис пошел заниматься. Вроде нравится ему. А Дашка, как уроки сделает, так только перед зеркалом крутится. Говорит, артисткой хочет быть.

До сих пор Александр находился в том напряжении всех сил, в том состоянии совершенной концентрации, которое всегда исключало для него посторонние желания: вкусно поесть, хорошенько выспаться… Еду, которая была в передачах с воли, он почти всю раздавал сокамерникам.

И вдруг напряжение отпустило его, и запах зажаренной с чесночком курицы и домашнего пирога так взбудоражил аппетит, что даже слюнки потекли! А может, дело было не в аппетитном запахе, а в Юлином спокойствии – неважно, отчего происходящем.

Александр набросился на курицу так, что только косточки у птицы затрещали.

– Отощал ты, Саша, – сочувственно заметила Юля, глядя, как он ест. – Что у них за список тут на передачи! Ни мяса нельзя, ни тебе чего. Кушай, кушай, не отвлекайся.

Когда он поел, Юля протянула ему влажную салфетку, чтобы он вытер руки. Потом она извлекла из сумки его любимую домашнюю чашку – вообще-то и не чашку даже, а огромную расписную бульонницу – и налила в нее чай из термоса. Чай был крепкий, какой он всегда заваривал, и того самого сорта, который он любил, – «китайский черный порох».

Юля предусмотрела каждую мелочь, и у Александра язык не повернулся бы сказать: это потому, что и жизнь она понимает как последовательную череду мелочей. Он с благодарностью посмотрел на жену. И вдруг улыбнулся.

– Ты чего?

Юля тоже улыбнулась в ответ. Улыбка у нее была точно такая же, как когда-то в первый день их знакомства, когда он пообещал зайти к ней в гости. Наверное, основательность, которая была в ней главной, не могла меняться с течением жизни. Александр не знал, хорошо это или плохо. Но сейчас ему не хотелось об этом думать.

– «Петра Первого» вспомнил, – сказал он.

– Чего это вдруг? – удивилась Юля.

– Не самого его, а книгу. Как он с женой в первую брачную ночь курицу ел.

– Ну, у нас с тобой медовый месяц прошел вроде. Да и брачная ночь когда еще выдастся, – вздохнула она.

Вздох ее был таким искренним, что Александр не улыбнулся уже, а расхохотался.

– А чего нам ночи ждать? – сказал он. – Или ты днем стесняешься?

Отвечать Юля уже не стала. Да и что тут было отвечать? Александр притянул ее к себе, и она с готовностью подняла подол юбки.

  57  
×
×