Азарт среднего возраста

Электричка наконец отошла от платформы. В субботу утром она была полным-полна, как коробочка из песни. На лавку, где сидела Варя, уселась молодая компания, вместо двух человек трое. Они сразу откупорили пиво и принялись пить его с дружной жизнерадостностью, вдавив Варю в окошко.

Все это – битком набитый вагон, густой пивной запах, теснота – Варю не угнетало. И то, что шумные попутчики не обращали на нее внимания в своем веселье, нравилось ей больше, чем если бы они завели разговор за жизнь, предложили вместе выпить или душевно слиться еще каким-нибудь общепринятым образом.

Варя любила наблюдать дорожную жизнь, но сливаться с нею не хотела.

По проходу между скамейками вереницей пошли вагонные торговцы. Варя рассеянно разглядывала предлагаемый ими товар и поневоле слушала громогласную агитацию, направленную на то, чтобы этот товар был немедленно куплен.

– Очки от солнца и для чтения! – громко объявила очередная коробейница с выжженными белой краской темными волосами. – Берем очки, пассажиры, для вас сегодня скидка десять процентов!

«Как это для чтения? – удивилась Варя. – А на какое зрение?»

Но, кажется, такой вопрос возник только у нее. Дачница лет пятидесяти, сидящая на скамейке напротив, оживилась.

– Женщина! – подозвала она. – А в позолоченной оправе есть?

– Вам от солнца или для чтения? – деловито осведомилась коробейница.

– Для чтения, конечно. Солнце когда еще будет! Весна в этом году какая гнилая. Рассаду помидорную купила вот, – кивнула она на сумку, из которой торчали травяные хвосты, – а сажать или нет, даже не знаю.

– Для чтения в позолоченной есть, – закивала коробейница. – Примеряйте, дама.

Дачница водрузила на нос очки в неестественно блестящей оправе, повертела головой.

– Вроде ничего, – довольно заметила она. – На переносицу не давят. Почем?

Нет, все-таки были вещи, Вариному пониманию недоступные! Ну как можно покупать очки, даже не спросив, сколько в них диоптрий, на близорукость они хотя бы рассчитаны или на дальнозоркость? Зачем вообще покупать очки в электричке, об этом даже и спрашивать было бы неприлично.

Впрочем, Варя и не собиралась никого ни о чем спрашивать. Действительность надо воспринимать как данность – так, кажется, было написано в одной из прочитанных ею книжек. Это оказалось правдой.

– На погоду как обижаться? Только дураки на нее обижаются, – говорил варзужский сосед Тимофей Авдеевич Заборщиков, когда слышал, как Варина мать охала из-за того, что в природе все пошло наперекосяк – зима в этом году была теплая, а весна, наоборот, наступила холодная.

Тимофей Авдеевич был настоящим помором; в отличие от Вариных, его предки пришли на Беломорье еще в пятнадцатом веке. Когда Варя училась в шестом классе, ее поразило, что про крестьянина Заборщикова, который был, наверное, прапрапрадедушкой Тимофея Авдеевича, рассказывают в школе на уроках истории, потому что он осваивал северные края, а значит, был такой же исторической личностью, как, например, Петр Великий.

Ее волновали и радостно тревожили незримые нити, которыми была причудливо пронизана жизнь.

Соседка напротив заплатила за очки, тут же извлекла из сумки газету и принялась увлеченно читать статью на первой полосе – про то, что у эстрадного певца, которого все считали геем, родилась двойня. Зачем ей об этом знать, было непонятно. Но на погоду только дураки обижаются.

Поток коробейников вдруг прервался, словно его течение чем-нибудь перегородилось. Оглянувшись, Варя поняла, что так оно и есть.

В проходе у двери остановился чисто одетый старичок с баяном. Не дожидаясь, пока в вагоне наступит тишина, да этого и невозможно было бы дождаться, он неторопливо, с какой-то наивной старческой аккуратностью, развел мехи и запел:

– А на том берегу незабудки цветут, а на том берегу звезд весенний салют…

– Ну, завелись! – поморщилась соседка с помидорной рассадой. – Только душу рвут. И кому ихнее вытье нравится?

– Нам нравится, бабуля, – радостно произнес парень с пивом, тот самый, который вжал Варю в окно плечом. – А чего? Красиво дед поет, за душу берет.

– Это кто тебе тут бабуля? – оскорбилась дачница. – Да у меня брат родной как ты!

Варя лишь краем уха слышала эту перепалку. Вагонные певцы – это было то, за что дорогу в электричке можно было любить безусловно, без оговорок. Она знала их всех наперечет – и этого опрятного старика, и цыганскую девочку, и женщину с глазами как на иконе, и мальчишку, похожего на отличника. Пели они все похоже, и репертуар у них был почти одинаковый, и у всех почему-то обязательно был баян, а не, например, гитара. Но слушать их Варе не надоедало. К тому же только здесь и можно было услышать те песни, которые они пели. Ну или на никому не известных концертах, на которые пожилые люди ходят умиленья ради.