На волшебном балу

Они уже приступили к кофе, когда равнодушие Стефани неожиданно исчезло. Из-за угла здания вышел какой-то молодой человек. При виде его Стефани изобразила сияющую улыбку.

— Лаура, милочка, улыбайся! — воскликнула она.

Заинтригованная, Лаура взглянула туда, куда был направлен взгляд Стефани, и увидела человека с камерой. Вспышка ослепила ее, она моргнула. Когда она пришла в себя, человек уже исчез.

— Что?

Стефани издала смешок. Немного принужденный, надо сказать.

О, я не обратила внимания, дорогая, — тряхнула она волосами. — Итальянские мужчины все малость ненормальные. Нам пора. Знаю, ты хочешь к вечеру выглядеть божественно. Намечается что-то особенное?

Я не думаю. — Лаура не знала, что сказать, но Стефани уже расплачивалась за кофе и не слушала ответа.

Пошли! — и она начала пробираться между столов.

Несколькими часами позднее Лаура снова была в квартире. Заварила себе чай, найденный в шкафу на кухне. Насколько ей было известно, Алесандро чай не любил, так откуда тут взялась заварка? Она отбросила и эту мысль в сторону. Такая линия поведения казалась наиболее безопасной. На протяжении всей невероятной прошлой недели она старалась ни о чем не думать. Только впитывать впечатления. Пыталась впихнуть в несколько коротких дней все те потерянные годы, которые другие женщины получают как само собой разумеющееся.

Нет, лучше не думать. Думать — значит задавать вопросы и, следовательно, искать ответы, а ответы могут оказаться не слишком приятными.

Она и Алесандро — настолько разные, что мысль составить из них пару вызывает смех. Они прекрасно поладили именно потому, что временно создали вокруг себя непроницаемый кокон.

Сработает ли это здесь — в настоящем мире? И зачем это Алесандро? Что значат его таинственные слова «что не сломано, чинить не надо»? И о чем речь, кстати? Об их связи? Как можно использовать обычную присказку к чему-то столь невероятному?

Решительно тряхнув головой, она окончательно изгнала нежеланные мысли прочь. Станем жить, как в Амалфи, — радоваться прекрасным, драгоценным дням, и ничего больше. В салоне, куда отвела ее Стефани, сотворили чудеса. Будем надеяться, что Алесандро тоже так посчитает…

На столике рядом с ней зазвонил телефон. Алесандро, это наверняка он! Осторожно поставив чашку, она взяла трубку. Хоть бы он не сказал, что задержится допоздна!

Да? Слушаю.

Синьорина Вейл?

Голос совершенно незнакомый.

— Что, простите? — автоматически она ответила по-английски.

— Я говорю с Лаурой Стов-Вейл — внучкой Томазо Вейла? — ее собеседник тоже говорил по-английски, но с итальянским акцентом.

Лаура нахмурилась.

— Да, — ответила она. — А кто?..

Связь оборвалась. Она мгновение недоуменно смотрела на телефон. Потом услышала шум у входной двери.

Алесандро!

Он вошел, поставил свой портфель, схватил ее в охапку.

Соскучилась? — ухмыльнулся ей. Ответом ему стал поцелуй. Он понес ее в спальню и рухнул вместе с ней на постель.

Дьявол, великолепное окончание дня! Все желания сбываются. — В его голосе слышалось полнейшее удовлетворение. Сияющими глазами он вглядывался ей в лицо.

Она смотрела на него, упоенная счастьем. Он начал целовать ее, и она потеряла голову. Совершенно, совершенно потеряла. Какие бы ни возникли вопросы, сейчас ей было не до них.

Из окна ресторана Лаура следила за потоком машин. С Алесандро они договорились встретиться сегодня за ленчем. Разбудив ее утром поцелуем, он сразу начал извиняться.

— Мне уже пора идти — сегодня совещание, которое никак нельзя пропустить. Но к ленчу я освобожусь и в полдень пришлю за тобой машину.

В счастливом предвкушении свидания Лаура откинулась на спинку дивана, вынула зеркальце, чтобы еще раз посмотреть на себя. Она уже неплохо наловчилась делать прическу и накладывать косметику. Рассматривая свое отражение, она попыталась отыскать сходство с матерью. Судя по оставшимся фотографиям, мама была красавицей, очень женственной, мягкой, с широкими, открыто глядящими на мир глазами.

Неудивительно, что записной ловелас ее не пропустил. При мысли об отце Лауру пронзила знакомая дрожь отвращения.

Нет, не стану я о нем думать! Он умер, и изменить ничего нельзя. Мне следует лишь радоваться, что я не столь наивна и доверчива, как мама.

Выражение ее лица смягчилось. Алесандро совсем не такой, как ее отец. Между ними нет никаких неясностей. Взаимное притяжение, влечение. Ничего больше.