Спокойно, Маша, я Дубровский!

Впрочем, в Алкином случае все было сложнее. Зяма хотя и тянулся к Трошкиной, как побитый бурей корабль в тихую гавань, но о браке упорно не заговаривал и всякий раз, залатав пробоины и починив такелаж, вновь устремлялся по морям, по волнам на поиски приключений.

– Ты не представляешь, как я от этого устала! – роняя слезы на клавиатуру, пожаловалась подружка. – Я бы и рада поставить точку, но этот негодяй, твой брат, не дает! Всякий раз, когда мы расстаемся, я клянусь забыть его навсегда, а потом он снова приходит, просит прощения и клянется вечно любить меня одну...

– И ты ему веришь? – Я вздохнула и изменила кровному родству ради женской дружбы:

– Гони ты его, Алка!

– В последний раз чуть было не погнала, – с сожалением сказала Трошкина. – Сказала – не открою, и хоть ты тресни! Так он, зараза, что сделал? Свою побитую морду к дверному глазку прислонил, чтобы я синяки-то разглядела, и давай шептать слабым голосом умирающего бойца: «Воды, сестрица, воды... Брось меня, брось, не донесешь... А в плен фашистам я не сдамся!»

Я представила себе эту сцену и не удержалась, хмыкнула.

– Дура я, конечно! – злясь и на меня, и на себя, сказала Алка. – Сдалась, как в плен фашистам! А ведь полгода продержалась, ты представляешь? Полгода! Не месяц, не два – целых полгода!

И вот это простое слово – полгода – вдруг царапнуло мне мозг и застряло в нем занозой!

– Полгода, говоришь? – с нажимом повторила я.

– Ну, может, чуть меньше, пять месяцев с небольшим, – уточнила Трошкина, смущенная моей настойчивостью. – А что?

– А то, что стоматологи «Мегадента» лечили Машеньку как раз полгода, – все более живо ответствовала я. – И тот парикмахерский конфликт, из-за которого Сигуркину поперли из высоких кругов, случился с полгода назад! И романы гулящей Марии Федоровны досужие сплетники упоминают в пересчете на полгода! Как, по-твоему, делать полугодовой отчет о личной жизни – это нормально?

Алка крякнула. Я сообразила, что свой собственный полугодовой отчет подружка представила мне минуту назад, и махнула рукой:

– Да не о тебе речь! Вот ты говорила, екатеринодарский Попов на публике появился позже, чем апшеронский. А когда именно?

Трошкина озадаченно моргнула, повернулась к компьютеру и забормотала:

– Так, в сентябре апшеронский Попов на выставке деревообработчиков выступал, в октябре он же толкал речь на местном телевидении, в ноябре никаких Поповых в СМИ вообще не видно, хоть шаром покати, в декабре тоже пусто, и только в январе в связи с открытием нового грузового терминала в Туапсинском морском порту упоминается Попов-второй.

– Как упоминается?

– Как руководитель молодой, но перспективной компании «Дри... „Точно! Андрей Попов со своей «Дриадой“ объявился в нашем городе примерно полгода назад! – Трошкина наконец уловила ход моих мыслей и на радостях даже расщедрилась на комплимент. – Кузнецова, не понимаю, почему ты хватала тройки по алгебре? У тебя же аналитический ум!

– У тебя тоже, да еще какой, – я вернула доброе слово с довеском. – Но все ли ты понимаешь? Смотри, Попов-первый с полгода назад свернул средний бизнес в провинции и укрупнил его уже в столице края. То есть предприниматель перебрался в Екатеринодар, и тут вдруг его тихая, благонравная жена, о которой до сих пор мало кто слышал, превратилась в разудалую тетку с порочными наклонностями, которые формируются не за пару дней.

– Ночей! – скрипнув зубами, поправила злопамятная Алка.

– Думаешь, чистую, как монашка, мадам Попову, не имеющую иммунитета к греховным страстям, стремительно развратил большой город? – Я продолжала вдохновенно витийствовать. – Возможно, конечно, и такое, но...

– Но также возможно, что Мария Федоровна Попова еще полгода назад была в буквальном смысле другим человеком! – закончила за меня подружка.

Мы переглянулись и дружно грянули:

– Это не та Машенька!

32

– Понимаешь, как четко картинка выстраивается?

– Кусочки мозаики встали на свои места!

Мы с Трошкиной наперебой взывали к Зяме, который, в отличие от кусочков мозаики, никак не желал вставать и, в отличие от нас с Алкой, ничего не понимал. Он сидел на кровати, тряс головой, как собака, поймавшая ухом шмеля, хлопал глазами и тщетно пытался вернуться из сладких снов в суровую реальность.

– Одну минутку, девочки! – братец зажал уши ладонями.