Вся правда о небожителях

– Представьте, Настенька, какая трагедия! Карета наехала на старика-калеку да умчалась себе. Все ветреники и бездельники виновны-с! Развлечений ищут и беду несут людям. Загубили человека и ускакали-с, каково, а?

Побелевшая девушка смотрела не на Иллариона, а на его руки и, едва он замолчал, робко спросила:

– Что это вы держите?

– Это? – Он крутанул в воздухе обычную палку, обработанную под трость. – Клюка старика. Его погрузили и увезли, а клюка осталась лежать… Я подобрал, вдруг его родные…

Он осекся, так как девушка заметалась в поисках вещей, необходимых для улицы, но ограничилась сумочкой, ринулась к выходу, потом к Иллариону:

– Куда… куда его повезли?

– В дом скорби-с… для бедных. Настенька, погодите, а магазин?..

Она вернулась, суетливо сунула ему в руки ключи:

– Закройте и дождитесь мадам…

Мишеля было не застать, он исчезал до появления сестры, возвращался поздно, с ним не удавалось поговорить. Но разве будет он слушать голос разума, то есть Марго? Она терялась, не зная, что предпринять, одновременно не хотела потерять любимого брата, а еще больше не желала, чтобы он стал несчастным. Голова Марго пухла от мыслей, ее следовало проветрить. Как? Разумеется, в прямом смысле: на конной прогулке. И какая жалость, нет, безобразие – Мишель бессовестно улизнул! С другой стороны, появилась редкая возможность остаться наедине с подполковником, если не считать денщика. Это дурно – замужней женщине радоваться уединению с мужчиной, но будет всего лишь прогулка.

И только на просторе она позабыла волнение, а слилась с ветром и даже мчалась с ним наперегонки, оставив мужчин далеко позади. Так бы и скакала всю жизнь без остановок, вперед и вперед, а вокруг чтоб ни души не было, одни поля да леса. Но мир не совершенен, живя в нем, нельзя увлекаться и забываться, иначе он беспощадно накажет. К счастью, Марго вспомнила об этом. Перестав слышать топот копыт сзади, она заставила лошадь взлететь на пригорок, чтоб стать заметной издалека. Вскоре к ней без лишней торопливости подъехал Суров, не удержавшийся от замечания:

– Не стоило вам так далеко отрываться, к тому же здесь нет наезженной дороги, на такой скорости вы могли упасть с лошади.

– Что я слышу, вы заменили Мишеля и читаете мне нравоучения? – поддела его Марго. – Успокою вас, Александр Иванович, я доверяю Ласточке, она не позволит мне свернуть шею, вы же это хотели сказать?

– Вы утомили ее, посмотрите, она взмокла. Степан, возьми Ласточку, назад поедем шагом. А вы, Маргарита Аристарховна, пересаживайтесь ко мне.

Он поставил свою лошадь вровень с Ласточкой и, когда Степан взял ее под уздцы, протянул руку… Опасный маневр, ведь одна из лошадей могла попросту отойти на шаг в момент пересадки и – Марго на земле. Но она готова по воздуху перелететь в седло подполковника, а уж с помощью его рук – делать нечего. Пересесть-то пересела, да внутри возгорелось такое пламя, что едва не спалило, но она вовремя услышала вопрос Сурова:

– Вам удобно?

– Да… – протянула Марго, думая про себя: «Черт бы вас взял, подполковник, вы будто из стали сделаны! Неужели ничего не чувствуете? Тогда вы тупица. Нужно немедленно себя отвлечь, болтать и болтать». – Признайтесь, Александр Иванович, Мишель убежал к Урсуле?

Если б Марго была экзальтированной особой, с ней случился бы обморок, и виноват был бы Суров, вернее, его голос, дыхание, касавшееся ее щеки, да и сама близость.

– Мне он сказал, что подружился с Медьери.

– Хм! Уж вы-то знаете его не хуже меня. А я так надеялась во время прогулки выведать о нем и слепой Урсуле… Впрочем, Мишель тоже слеп, ему бесполезно открывать глаза.

– По-моему, вы рано забили тревогу, Мишель один раз обжегся, теперь вряд ли потеряет голову. К тому же право выбора все равно останется за ним, как бы вам ни хотелось помочь ему в этом.

Марго не терпела, когда ей возражают, поэтому растрещалась не хуже сороки:

– Положим, обжигался он не раз, уроки не идут ему впрок. И, между прочим, он всегда делает плохой выбор – да, да, плохой. Нет, я надеюсь на благоразумие месье Медьери, который не оставит сестру наедине с Мишелем…

– Медьери влюблен в вас.

– Да? А я не заметила, – равнодушно пожала она плечами, что вообще-то являлось знаком. – Медьери меня никогда не интересовал и никогда не заинтересует.

Но Суров знака не понял, а сказал – так и вовсе чушь:

– Вы, Маргарита Аристарховна, мало что замечаете.