Молилась ли ты на ночь?

Их было двое: Инка и мелкий плешивый дядька в белой рубашке, украшенной под горлом красным бантиком, какие носят на головах щеголеватые йоркширские терьеры, в черных брюках и в блестящих туфлях. Прямо в одежде и обуви он свернулся мелким кренделем на большой кровати, уютно уткнувшись лицом в бок Кузнецовой. Она тоже валялась на кровати, однако поза ее была лишена особой грации.

Инка лежала по диагонали ложа, вытянувшись во весь рост и раскинув руки, что придавало ей большое сходство с телеграфным столбом, поваленным бурей. Однако, что именно выступило в роли необоримого природного катаклизма, Трошкина не поняла.

– Кузнецова, ты живая? – замирающим шепотом позвала она и подошла поближе.

На пути ей пришлось обогнуть низкий столик на колесиках. С него Алка прихватила пустую винную бутылку. Разумеется, не для того, чтобы при случае сдать ее в пункт приема стеклотары, хотя в былые голодные и холодные времена ей действительно случалось собирать в парке пивные бутылки. Винный сосуд с длинным горлышком, удобно поместившимся в Алкину руку, мог пригодиться как оружие ближнего боя. Трошкина, когда на нее не оказывала дурное влияние импульсивная подружка, была довольно рассудительной особой. Не уяснив себе причины, повергшей Кузнецову, Алка склонна была предполагать худшее. Например, то, что Инка и доходяга с собачьим бантом подверглись нападению злодея, который прячется где-то поблизости. На случай, если этот гад захочет приобщить к своей скромной коллекции лежачих трофеев и саму Трошкину, Алка приготовилась к обороне.

Впрочем, на нее никто не покушался. Совершенно беспрепятственно она подошла к кровати и внимательно осмотрела Кузнецову. Плешивый дядя с бантом ее ничуть не заинтересовал.

С виду Инка была цела и невредима. С легкой горечью Алка отметила, что у подружки даже все пуговицы на месте, не то что у нее, побывавшей в медвежьих лапах сексуально озабоченного дурня Темы! Дышала Кузнецова тихо, но ровно и выражение лица имела самое безмятежное. По всему было видно, что она просто спит и при этом отсматривает какой-то вполне симпатичный сон.

– Вот это наглость! – шепотом, чтобы не потревожить лежащего в соседней комнате квадратного дурня, возмутилась Трошкина. – Кузнецова, тебе больше переночевать негде, что ли? Растянулась на чужой кровати, как мачтовая сосна на лесоповале! Вставай, соня несчастная! Нашла время дрыхнуть! Надо драпать из этой подозрительной ночлежки!

Причитая, Алка бесцеремонно и грубо сотрясала плечи подруги, заставляя волноваться дорогой матрас из латекса и кокосовой койры. Эта размеренная тряска пуще прежнего укачала плешивого дядьку, который поелозил щекой по своим сложенным корабликом ладошкам, с удовлетворением пробормотал:

– Поднять паруса! – после чего подтянул поближе к нагрудному бантику тощие коленки, для увеличения парусности которых имело смысл надевать не узкие брючки, а аршинные украинские шаровары.

– М-м-м? – вопросительно промычала Инка.

– Ну, наконец-то! – обрадовалась Алка. – Хоть «м-м-м» сказала! А то лежит, как загнанная лошадь, и ни мычит ни телится!

– Мычат коровы, – слабым голосом, в котором, однако, сквозила твердая уверенность в своей правоте, промямлила Кузнецова.

– Вставай, корова! – в грубой форме потребовала Трошкина.

– Ага, – вяло согласилась Кузнецова и открыла глаза.

Секунд десять она хлопала ресницами, разглядывая подружку, а потом с интересом спросила:

– А ты кто?

– Твоя Крошечка-Хаврошечка! – гаркнула Алка. – Известная также, как Алла Трошкина!

– Трошкина-Хаврошкина! – Инка обрадовалась, села в кровати и попыталась обнять подружку, едва не смахнув при этом с ложа прикорнувшего обочь нее плешивого дядечку. – Ой, а это кто?

– Тебе лучше знать! – язвительно ответила Трошкина, вручную перемещая не в меру длинные ноги подружки ближе к краю кровати. – Спишь тут с кем попало!

– Я попрошу! – Инка обиделась и сама слезла с кровати, но зашаталась, как тонкая рябина, и Алке пришлось поднырнуть ей под руку, чтобы послужить подпоркой. – Что это со мной? Я снова в обморок упала?

– Ага! Полегла, как яровые посевы!

Трошкина, надрываясь, волокла вялую, как отварная спаржа, подружку к выходу из комнаты.

– И Андрей Аркадьевич тоже полег? – вспомнив имя-отчество плешивого сони, Инка доказала, что полностью пришла в сознание.