38  

– Трудилась… Ну, она, конечно, работала, только вот где… Ах да! Она в газете трудилась. А называлась газета «Правда в глаза», замечательная такая, политическая.

– Вы не могли бы показать хотя бы номер той газеты? – надавил Акакий.

Хозяин почесал себя где-то за ухом и пригорюнился.

– Не мог бы. Мы же макулатуру не собираем. У меня на нее просто аллергия. Вы себе не представляете – только Машка начинала говорить про газету, я тут же начинал чесаться. Сыпью покрываться. Нет, у нас нет номеров газеты. Маша… она… берегла меня… моя горлинка… – скривился Никита Гаврилович, тщетно пытаясь заплакать.

– Ну, хорошо, ваша супруга работала в газете. А друзья у нее были? Насколько мне известно, – Клавдия сделала значительную паузу, – насколько мне известно, газетчики очень общительный народ, у них должно быть множество друзей и просто тучи знакомых. У Марии были друзья?

Вдовец ненадолго задумался.

– Подруга была, еще Архиповы были, а вот туч не было, это точно. К Архиповым мы всегда ездили в карты играть. Уже и не хотелось, но те так упрашивали каждый раз, ну так просили… приезжайте, мол, нам с вами такая веселуха. И не хочешь карт, а как людей обидишь? Они на улице Красной Армии живут, дом два, квартира сто двенадцать. Такие люди хорошие… Только на деньги жадные – когда попросишь, никогда не дадут. И чего, спрашивается, жалеть? Вот жмоты! Они и есть жмоты, прямо вспоминать о них не хочется.

– Так Мария играла в карты? – насторожилась Клавдия. – И что, много проигрывала?

Хозяин дома посмотрел на нее как на идиотку.

– Ничего она не проигрывала. Мы же не на деньги играли. Чем вы слушаете? Я же вам говорю: Архиповы – жадюги редкостные. Да разве же они станут в карты играть на деньги?

Из соседней комнаты донеслось нетерпеливое покрякивание. Вероятно, кто-то уже устал дожидаться Никиту Гавриловича и вот так скромненько решил о себе напомнить. Клавдия навострила уши: интересно было бы узнать – кто?

– А что подруга? Вы говорили, подруга у Марии была, – напомнил Акакий.

– Ну да, была. С ней Машка сама дружбу водила, мне с ними никакого интересу не было сидеть лясы точить. Наташкой звали подружку-то. Петины их фамилия. Сначала она здесь, в нашем подъезде, с мужем жила, а потом они съехали. Я еще первое время водился с ними, с мужиком ее, с Юркой, пару раз за бутылкой посидели, а потом… Он таким дерьмом оказался! Он сказал Наташке, что я – клоп. Нет, представьте, да? Я с ним сижу, водку кушаю, а он потом меня же перед бабами позорит. Какой я ему клоп? Я вон вешу восемьдесят шесть кило, где он таких клопов видел, очкарик!

– Вы их адреса не знаете? – на всякий случай спросила Клавдия.

– Не знаю… – обиженно пробубнил хозяин дома, но тут же поправился: – А зачем мне его знать? Вон, их телефон в книжке записан, сейчас скажу, если вам так сильно охота.

Клавдии Сидоровне было охота, и она терпеливо подождала, когда Зудов притащит замусоленную книженцию и продиктует номер.

– Ну что же, мы вас больше не будем задерживать, но, если у нас появятся вопросы, придется вас навестить еще раз. Надеюсь, в ближайшее время вы никуда не собираетесь отправляться путешествовать?

– Мне, знаете ли, не на что! – злобно выкрикнул вдовец и снова скорчился, выжимая слезы. – Хорошо еще, что Машенька моя, Манечка… Любовь моя единственная… Красавица моя… сердечко…

Из закрытой комнаты снова донеслось кряхтение, на сей раз возмущенное, и Зудов поубавил обороты:

– Хорошо еще, что Маша оставила страховку. Где она, кстати? Давайте уже, а то столько времени мозги накручиваете, а о самом главном… Давайте ее мне. Я ее сберегу, как память о моей…

– Да нет же у нас страховки, сколько раз повторять, у нас-то она откуда? – удивилась Клавдия непонятливости Зудова.

– То есть… как это у вас нет? А где она? – побледнел хозяин дома.

– Ну… наверное, где-то дома. Где Мария Викторовна хранила свои документы? Посмотрите, может, там, – посоветовала Клавдия.

– Я… посмотреть… Да я всю хату вверх дном переверну! Что ж вы раньше-то не появились, язви вас в душу! Специально, что ли, ждали, чтобы я весь до нитки продался? Танька! Танька, чтоб тебя разорвало! Ты чего там, уснула? – ломанулся Никита Гаврилович в соседнюю комнату, и оттуда раздался недовольный женский голос.

– Ну чего? Опять надрался? Господи, дай же мне выспаться! – старательно делала вид, что только что пробудилась, некая мадам, судя по голосу, совсем не младого возраста. – Дома дети донимают, мужик, здесь ты, как больной зуб, честное слово…

  38  
×
×