Моя вечная жизнь

Мое сердце екнуло: я узнала материальчик! Такой плащик я привезла с собой из последней поездки в Европу как оригинальный шварцвальдский сувенир.

– Изумительно! Восхитительно! Прелестно! – развернув клеенку, страстно застонал мой впечатлительный помощник. – Какие краски! Какая экспрессия!

Это была та самая лампа с витрины бад-вильдбадского магазинчика, в которую я влюбилась с первого взгляда. И нисколько не разочаровалась, увидев ее вновь!

– А кто отправитель, Санчо? Посмотри обратный адрес на коробке! – попросила я.

– Некто В.Гауф из интерьерного салона «Вильфрау».

– Вранье! – я присела на корточки, рассматривая непонятные мне надписи на немецком. – Вильгельм Гауф – это немецкий писатель девятнадцатого века, автор знаменитых «Сказок Черного Леса»! А вильфрау – это лесная ведьма!

Что за шутки?

Я задумалась.

– О, почтово-литературная мистификация, как удивительно и необычно! – мой восторженный помощник подкатил к потолку аккуратно подведенные глаза.

Я внимательно на него посмотрела, и в голове моей что-то щелкнуло. Так, так…

Я любовалась этой дивной лампой в компании Алессандро Росси, который совершенно точно ничего уже не мог мне прислать, кроме, разве что, привета с того света, да и то через медиума… Но был ведь еще один свидетель моих восторженных подскоков у витрины закрытого в тот момент магазина!

– Ой, а это тут зачем?

Санчо вытащил из расписного стеклянного бочонка лампы пластмассовую вишенку на резинке и тут же украсил ею свою собственную прическу.

Точно! Я победно щелкнула пальцами. Марик – вот кто видел, с каким вожделением я смотрела на дивную лампу!

– Запакуй ее снова, пожалуйста, я заберу ее домой! – попросила я помощника.

И, возвращаясь к себе в кабинет, ревниво отняла у Санчо и унесла с собой пластмассовую заколку-вишенку.

Простая вежливость требовала поблагодарить Марика за прекрасный подарок, однако моя попытка сделать это по телефону провалилась: автоответчик на хорошем английском сообщил мне, что такого номера не существует. Никаких других контактов с Маркусом Хинксом у меня не имелось.

Тогда я позвонила в агентство «Пулитц и Партнер» и попросила к телефону Мишу Платофф.

– О, мадам Ливанова! Рада вас слышать, как дела? – судя по голосу, Мишель действительно была рада.

Это меня не удивило: я уже сполна оплатила немалый счет, выставленный мне агентством.

– Все хорошо, спасибо, – я не стала терять время на реверансы и перешла к делу. – Мишель, я хотела бы премировать одного из ваших сотрудников.

– О, в самом деле? И кого же?

– Агента Маркуса Хинкса.

– Но… Вы, наверное, шутите? – Миша неприятно удивилась.

– Почему же? Я в восторге от работы агента Хинкса и хочу выразить свое уважение в денежных знаках. Или это противоречит вашим правилам? – я не поняла, чем огорчила собеседницу.

– Мадам, я ценю ваше желание выразить свое законное неудовольствие в ироничной форме, однако в этом нет необходимости, – голос в трубке сделался официальным, сухим. – Мы готовы принести вам свои извинения в любой форме, включая даже возврат части гонорара. Поверьте, в практике нашей фирмы это первый случай такого возмутительного пренебрежения своими обязанностями, и впредь подобное не повторится. Мы будем особенно тщательно подбирать персонал.

– Ничего не понимаю! – честно сказала я.

– Тогда я просто скажу вам, что агент Хинкс уже уволен.

– За что?!

Я слушала Мишель и не верила своим ушам.

В агентстве «Пулитц и Партнер» были убеждены, что Маркус Хинкс не только не обеспечил мне сопровождение и охрану, но даже не доехал до Бад-Вильдбада!

По словам раздосадованной Миши, агент Хинкс все четыре дня с восемнадцатого по двадцать первое марта провел в муниципальной больнице Штуттгардта, куда был доставлен в состоянии посталкогольного беспамятства.

При этом в «Пулитц и Партнер» долгое время были уверены, что Хинкс находится при исполнении, так как на протяжении всех четырех дней командировки он неоднократно связывался с агентством по электронной почте, запрашивая ту или иную дополнительную информацию.

– Я не знаю, что это с ним приключилось, склероз или маразм, но такой ненадежный человек никак не может быть нашим сотрудником! – в сердцах заключила Мишель.

– Да ладно вам, слишком молод он еще для склероза с маразмом, – пробормотала я.

– Нет-нет, пятый десяток – уже критическое время, – заверила меня собеседница.