20  

А юноша, кажется, ничего не замечал вокруг, слушая очередную байку местного сказителя. Вряд ли бы кто заподозрил, что он так же не упускал ни слова из разговора Интара и Абу-Синха. Но караванщик давно вел с ним дела и, по сути, был человеком чести, так что оба довольно быстро пришли к согласию.

Покидая караван-сарай, Интар заботливо взял Зариме под руку и, кажется, никто из них не заметил, что их проводила пара злобных и подозрительных взглядов.

Время уже было весьма позднее, поэтому оба направились прямо домой. Они проехали квартал, может, чуть больше, когда Интар заметил следующих за ними трех всадников. В них он узнал тех самых вольнонаемных воинов пустыни, что сидели за соседним столом и кидали на них странные взгляды.

Всадники были совсем рядом, когда ветер донес до Интара обрывок разговора:

– Да говорю вам, баба это! Иначе зачем так лицо скрывать? Да и фигура эта…

– Совсем чужеземцы обнаглели! Обычаи наши ни во что не ставят!

Интар достал шпагу и кинжал, но не успел окликнуть Зариме. Первый всадник уже налетел на него. Сталь звякнула о сталь, а рядом раздался вскрик. Интар резко обернулся, одним ударом покончив с противником. Капюшон был сорван с головы юноши, и под грудью расплывалось алое пятно.

Взревев, словно берсерк, Интар ринулся к Зариме, походя кинжалом пронзив сердце одному и выкинув из седла другого, словно тряпичную куклу, да так, что тот с хрустом впечатался в стену. При всем при этом Интар успел подхватить на руки начинающего сползать с седла юношу.

Как потом добрался домой – Интар толком и не помнил. Хорошо, было недалеко – иначе загнал бы коней! Одна мысль, что он может потерять Зариме, гнала вперед быстрее ветра.

Распугивая по пути слуг, Интар влетел в свои покои, уложил юношу на свою постель и принялся поспешно срывать с него одежду, дабы оценить масштаб катастрофы. Раздел и вздохнул с облегчением. Кинжал прошел вскользь по ребрам. Царапина, хоть и глубокая. Поэтому и крови столько.

– Ты напугал меня, мальчик, – выдохнул Интар, присаживаясь на кровать.

– Извини, – Зариме попытался сесть, но мужчина тотчас остановил его со словами:

– Лежи! Я сейчас обработаю твою рану.

– Не нужно. Само заживет. На мне всегда быстро заживает.

– Это не оправдание. Сейчас.

Только тут Интар заметил, что его руки все в крови. Крови Зариме. Силы небесные, как она пахла! И как можно было не замечать все это время? На автомате мужчина поднес руку ко рту и облизал палец. И понял, что пропал, что еще минута – и он не сдержится.

Интар поспешил встать с кровати, но изящная рука остановила прежде, чем он успел осуществить задуманное, и раздалось тихое, но твердое:

– Не уходи.

– Прошу, пусти, – взмолился тот, кто давным-давно никого не просил. – Так для тебя же лучше будет!

– Нет. Я снова повторю, что приму тебя любым, – Зариме окончательно перешел на «ты». – Или ты думаешь, что слепота мешает мне разглядеть твою суть, Дитя Ночи? Интар вздрогнул, будто его ударили. Неужели он догадался? Как давно? И словно в ответ на его мысли:

– Я всегда это знал. Ну же. Возьми то, что тебе жаждется так давно, и этим ты окрылишь нас обоих.

С этими словами Зариме поднял свою тоже окровавленную руку и безошибочно мазнул кончиками пальцев по губам Интара. Тот шумно вдохнул, на миг прикрыв глаза, потом склонился над юношей.

Поцеловать эти самые пальцы, скользнуть по руке вверх, по телу вниз, коснуться губами подтянутого живота и самым кончиком языка – раны, впитывая каждой клеточкой этот удивительный вкус. Интар принялся вылизывать рану от кинжала с тщательностью кошки и стараясь не царапнуть золотистый бархат кожи острыми клыками. Зариме откинул голову на подушки, зажмурил глаза, а на губах играла улыбка. И было в ней что-то… торжествующее. А Интару казалось, что пьет живой огонь. Не обжигающий, но греющий саму душу.

Когда Интар утолил давно снедающую жажду, от раны не осталось и следа, лишь идеальная нежнейшая кожа. Она напомнила о голоде. Совсем другом, и в то же время сходной природы. А Зариме сам подался навстречу, словно памятуя о былой нерешительности мужчины, и сам подставил губы под поцелуи. И как такому отказать?

И Интар сминал поцелуем эти губы, и сжимал в объятьях гибкое тело, столь пылкое и жаркое, что хотелось вечно ласкать его. И он говорил, и шептал:

– Мой! Никому не отдам. Мой! Тебя ждал. Мой! Именно тебя! Мой! Словно связали нас.

  20  
×
×