Рука и сердце Кинг-Конга

– Мне было трудно вести предметный разговор. Я испугалась! – с достоинством сказала Алка. – Вы представьте: темный лес, я привязана к березе, мне холодно и страшно, а эти двое, с головы до ног в черном, стоят передо мной, размахивают руками и ругаются на непонятном языке. Откуда мне было знать, может, они как раз жарко спорили о моей судьбе? Прирезать ли меня прямо сейчас или понадеяться, что ОН вернется? Вы бы стали в такой момент встревать с уточняющими вопросами?

Мы с Зямой переглянулись и синхронно вздохнули.

– А ты сможешь узнать этих своих ЧЕРНЫХ? Или составить их словесный портрет для милиции? – без всякой надежды спросила я, предвидя ответ.

– Конечно, нет! – ответила Алка. – Было темно, они все в темном, и морды небритые, а я испугалась… И, кстати, в милицию обращаться мне строго-настрого запретили! Сказали – «зарэжут».

– Может, они просто пугали тебя? Бескорыстно, из тупого хулиганского интереса? – предположил Зяма тоже без особой надежды. – Бывают, знаете, такие придурки!

– Придурки бывают разные, – пробормотала я и вновь испытующе посмотрела на Алку: правду она говорит или бредит? – Расскажи, как же ты спаслась от этих негодяев?

– Да очень просто: они поорали, поорали, застращали меня до полусмерти, пригорозили убить, если ОН не вернется, сели в машину и уехали! А я подергалась, подергалась – веревка и развязалась. Тогда я пошла по дороге – и вдруг вышла из рощицы прямо к «Мегаполису»! А там – прямиком в женский туалет, самое подходящее место, чтобы от мужиков прятаться…

– Тихо! – сказал вдруг Зяма. – Что это за шум во дворе? Слышите? Еще одно ЧП?

Он встал с дивана, подошел к окну и открыл его. Вместе с морозным воздухом в комнату ворвался душераздирающий вой на два голоса – пониже и повыше. Я бы подумала, что это мартовские коты вопреки погоде вылезли на крышу поддержать марку своего прославленного темперамента любовной песней, но завывания явно неслись с балкона соседней квартиры и содержали слова, которые коты не употребляют.

– Это Кириковы из восемнадцатой квартиры! – быстрее всех сориентировался Зяма. – Михаил Петрович и Анна Ивановна, милейшие старики.

– Славные, да, – согласилась я, непроизвольно поморщившись. – Только от Петровича все время табачищем воняет…

– О боже!

Трошкина птичкой взлетела с дивана, отпихнула в сторону Зяму, по пояс высунулась в окно и обеспокоенно покричала соседям:

– Михалпетрович, Анниванна! Что у вас случилось?

Ответ убитых горем стариков снял с Трошкиной всякие подозрения в душевном помешательстве:

– Машину у нас угнали, Аллочка! – прорыдала Анна Ивановна.

– «Копеечку» мою дорогую! – всхлипнул Михаил Петрович.

– Старый «жигуленок», насквозь пропахший табаком, так-так, – резюмировала я, жестами показав Зяме, что окно, предварительно вынув из него Трошкину, уже можно закрывать. – Значит, двое в черной одежде тебе, Алка, не привиделись… О боже!

Мой возглас и по форме, и по настроению был идентичен недавнему Алкиному.

– Что еще? – раздраженно спросил Зяма и потер ладошкой область сердца.

– Двое в черном! – многозначительно сказала я не ему, а Трошкиной. – Ты помнишь вчерашнюю драку за елочками?

Алка ахнула и замолчала, тараща глаза, как собака из сказки «Огниво».

– Милая, ты вчера с кем-то дралась за елочками? – влез в паузу Зяма. – А сегодня тебя привязывали к березе… Какая интересная, насыщенная криминально-ботаническая жизнь!

– Если это они убили того морковного мужика, то мое дело плохо! – мрачно сказала Алка, упоминанием корнеплода до крайности усилив Зямино замешательство. – Значит, это не шуточки – зарэжут! Как пить дать, зарэжут! Если, конечно, мой любовник не вернется из Австралии…

– Кто?! – дернулся Зяма.

– Откуда?! – вздрогнула я.

– А я разве не сказала? – Трошкина невинно похлопала непросохшими ресничками. – Эти двое думают, что ОН – мой любовник – в Австралии.

– Интересно, – протянула я.

– Очень! – подтвердил Зяма, играя желваками на щеках. – Любовник из Австралии! Хотел бы я на него посмотреть!

За неимением другого объекта он посмотрел на притихшую Алку – точь-в-точь, как Отелло Ереванский – и желчно добавил:

– Пожалуй, я присоединюсь к требованию этих бандитов в черном! Милая, сделай так, чтобы ОН явился! Иначе я сам зарэжу кого-нибудь не того!

– Зямочка, но у меня же…

Характер – это у нас с братцем фамильное, от папули. А знойный темперамент – от мамули. Так что мы с Зямкой народ эмоциональный – сплошная экспрессия!