Заступник и палач

Не встав со скамьи и даже не повернувшись назад, Палион резко выкинул руку. Все та же свиная кость юлою закрутилась в воздухе и, рассекая густые винные пары, завершила полет точно в глотке бородатого ревуна. Грузное тело на секунду застыло, а затем повалилось на стол, свозя посуду, кубки и опрокидывая беснующихся рядом товарищей. Пока разбойники поднимались, певец умер: тяжелый снаряд раздробил ему нижнюю челюсть, а острые края превратили разорванную гортань в кровавое месиво. – Кто еще потешиться изволит? – раздался в гробовой тишине низкий мужской голос.

Опешившие посетители удивленно моргали глазами, глядя, как еще несколько секунд назад безнаказанно закидываемый объедками солдат в форме карвелесского наемника поднялся со скамьи и, вытащив меч, застыл посредине залы. Больше шутников так и не нашлось, даже разбойники притихли над мертвым телом товарища и не спешили накидываться на смельчака. Пара посетителей с крайних столов стали потихоньку пробираться к выходу, но метко брошенный в их сторону табурет, пресек на корню попытку позорного бегства.

– Разговор еще не закончен, – отчеканил холодный и жесткий голос Палиона, явно не удовлетворенного молчаливым признанием его мужественности. – Мне было нанесено оскорбление. Я не рыцарь, не благородного происхождения, поэтому не беспокойтесь, вашей кровью позор смывать не буду, как-нибудь обойдемся деньгами. С вас, весельчаки, – Палион указал острием меча на разбойников, – по тридцать синдоров, с корчмаря сотня, нечего бардак в заведении разводить, а со всех остальных по десятке!

– Вот это ставки, – присвистнул себе под нос приятно удивленный Вебалс.

– Чего лыбишься, крысохвостый? С тебя тоже причитается… – бросил ему через плечо вошедший в раж Лачек. – Вместе со всеми ржал, так вместе и плати! Карман пуст, куртку снимай!

Рискованная затея удалась, присутствующие предпочли расстаться с деньгами, чем перечить сумасшедшему, так метко бросавшему кости. Собрав богатый урожай медяков и серебра, Палион завернул добычу в куртку колдуна и, не спеша убирать меч, медленным шагом направился к выходу. Единственным, кто не стал жертвой наглого грабежа, был пьяный подмастерье, проспавший на столе в луже своих испражнений до самого утра. Очевидцы утверждают, что в ту ночь на стене корчмы неизвестно откуда появилась выцарапанная мечом надпись: «Здесь откушивал Палач!»

«Что со мной творится? Что происходит? Зачем я это делаю, зачем?» – слишком много вопросов гнездилось в голове Палиона и не давало ему покоя. С момента высадки на Шатуре, или, как принято было называть эту забытую планету в его мире, РЦКб78, прошло не более четырех дней, ас ним уже начало твориться что-то неладное. Организм разведчика ощущал странную метаморфозу, происходящую внутри: взгляд стал каким-то другим, изменились походка, движения, заострились черты лица. Быть может, это всего лишь сказывалась слишком быстрая адаптация к новому климату, а может, дело было и в чем-то другом. Палион подозревал, что время от времени Вебалс позволял себе покопаться в его голове, но делал это колдун весьма осторожно, разведчик ничего не чувствовал.

Кроме внешних изменений, которые были слишком незначительными, чтобы делать какие-то выводы, с Палионом творилось что-то еще. Он уже не был прежним майором Лачеком, штрафником-диверсантом, отправленным в одиночку на опасное задание. Мозг солдата постепенно начинал мыслить в иных, непривычных для цивилизованного человека категориях и быстро, очень быстро забывал все то, что осталось на Небесах.

Нет, Палион отчетливо помнил все даты и цифры из своей биографии, мог вывести четкую хронологическую последовательность произошедших с ним за последние три года событий, в точности припомнить мотивацию и причинно-следственную взаимосвязь каждого из своих поступков, но вот актуальность этой информации стала неожиданно стремиться к нулю. Друзья, знакомые, сослуживцы, когда-то любимые женщины – все они превратились в игрушечных марионеток, стали чужими, инородными существами для нынешнего, только формирующегося «я» разведчика.

Непривычное ощущение укреплялось в сознании и росло: все то, что осталось в «большом мире», было не важно, значимыми являлись лишь те события, что происходили здесь, на Шатуре. Он чувствовал, как перерождался, становился другим человеком, и та неизвестность, что поджидала его в тумане грядущего, притягивала его все больше и больше.