Нагадай мне любовь

Наконец Ристей перешел к главному — собственно к завещанию. Он достал сложенный вчетверо лист и монотонным голосом принялся читать волеизъявление покойного Диего Мендеса, датированное всего двумя месяцами назад.

В библиотеке было очень душно, окна были задернуты тяжелыми темными портьерами, и Питеру казалось, что они замурованы в склепе. У него заболела голова. Невыразительный голос Ристея миллионами буравчиков сверлил его виски. Невозможно было поверить в то, что утром он сжимал Лауру в объятиях и говорил ей о любви в блаженной прохладной тени. Питеру приходилось вновь и вновь оборачиваться, чтобы взглянуть на нее и убедиться лишний раз, что это был не сон и что она существует на самом деле.

Вероятно, поэтому он не очень внимательно прислушивался к словам Ристея. Только когда у Иларио вырвалось приглушенное проклятие, Питер заставил себя сосредоточиться на завещании. И как раз вовремя…

Питер не мог поверить собственным ушам. Чарльз уже закончил читать, а в голове все еще звучал его протяжный голос, произносящий немыслимые слова. Видимо, подобные мысли терзали не только его, но и остальных, потому что в библиотеке воцарилось гробовое молчание.

Первым пришел в себя Иларио.

— Отец рехнулся! — выкрикнул он, вскакивая с дивана и сжимая кулаки.

Он рванулся к Ристею и буквально выхватил у него из рук завещание.

— Я тоже нахожу это несколько странным, — мягко заметил Чарльз, — но такова воля Диего. Я попытался указать ему на то, что его завещание сочтут недостойным, но он не желал ничего слушать.

— Этого не может быть, — послышался чей-то металлический голос. Питер не сразу понял, что это Лусия Мендес. — Это грязная подделка.

Адвокат нахмурился. Донья Лусия никогда раньше не позволяла себе подобных слов.

— Я понимаю ваши чувства, сеньора, но должен сказать, что завещание составлено мною по всем правилам, согласно словам вашего покойного мужа в присутствии свидетелей…

— Моего мужа опоили, — перебила его Лусия. — В здравом уме он никогда бы не составил такое завещание.

Она встала из-за стола. Ее глаза гневно горели, и Питер невольно подумал, что она меньше всего сейчас похожа на скорбящую вдову.

— Я не располагаю сведениями, подтверждающими вашу точку зрения, — сухо сказал Ристей.

Питеру вдруг ужасно захотелось оказаться где-нибудь подальше от этой библиотеки. Я свалял дурака, когда согласился прийти сюда, подумал он с сожалением. Хотя Лаура… Я могу быть полезен ей…

Он украдкой оглянулся. Она сидела в той же позе, как будто ничего не слышала и не видела. Поняла ли она, о чем речь? — спросил себя Питер. Маловероятно. Я должен быть рядом, чтобы помочь ей, когда они накинутся на нее.

Но пока ни Лусия, ни Иларио не вспоминали о Лауре. Весь их гнев был обращен против Чарльза Ристея.

— Мы опротестуем завещание, — прошипела Лусия. — Любой суд будет на нашей стороне.

— Вряд ли, — пожал плечами Ристей. — Можете поверить моему опыту, здесь ни к чему нельзя придраться.

— Отец был не в своем уме, это очевидно! — выпалил Иларио.

— На вашем месте я бы не делал таких оскорбительных замечаний в адрес вашего отца, — проговорил Чарльз с неприязнью. — Его тело еще не остыло, а вы уже называете его сумасшедшим. И ради чего? Он всего лишь выполнил долг перед своими детьми. Мне непонятна ваша реакция.

— Перед своими детьми? — расхохоталась вдруг Лусия, и всем стало жутко от ее неестественного смеха. — У Диего есть один-единственный ребенок, — продолжала она с отвратительной усмешкой, — вы не имеете права ставить ее рядом с моим сыном!

Слова эти сопровождались убийственным взглядом в сторону Лауры.

— Вы будете раскаиваться потом в своих словах, сеньора, — негромко сказал Чарльз. — Ваш муж принял решение, и вам остается только выполнить его волю.

— Черта с два! — выругался Иларио. — Эта дрянь опоила отца какой-нибудь гадостью и заставила его написать это завещание…

— Иларио, — оборвал его Питер. Вот и наступил момент для постороннего вмешательства. Он встал с дивана и подошел к другу. — Не забывай, что ты говоришь о своей сестре.

— Сестре? — расхохотался Иларио. — Как ловко она окрутила всех вокруг пальца. Только ради отца я терпел ее присутствие в этом доме и думал, что уж после его смерти я выгоню ее из Алаведры. А теперь получается, что погонит она нас с матерью.