Живая вода мертвой царевны

– Какого черта, – шипела Маша, – ты пришел? Заорал при посторонних! Совсем ку-ку?

– Мне плохо, – продолжал жаловаться Ковалев, – сегодня еле с постели встал. Ноги дрожат, руки трясутся, тошнит, ломает, жить не хочу. Лучше умереть. Дай лекарство!

– Откуда оно у меня? – сердито отбрила Кутепова. – Я что, дилер по продажам?

– Ты дружишь с Войтюком, – сказал Михаил.

– Геннадий улетел в Германию, – четко, словно беседуя с маленьким ребенком, произнесла Мария, – когда вернется, ты сразу с ним встретишься. Но неужели Гена тебе запас не оставил? Он очень аккуратный, не мог забыть о твоей проблеме. И мы с ним не в дружеских, а в приятельских отношениях, почувствуй разницу.

– Я дозу увеличил, – проныл аспирант.

– Не поняла, – протянула Кутепова, – ты стал употреблять большее количество таблеток? Сам так решил?

– В прошлую пятницу мне тревожно стало, – объяснил Ковалев, – ни сидеть, ни лежать не мог, метался по квартире. Настроение хуже некуда, голова заболела, то в жар, то в холод бросало. Я позвонил Войтюку, а он трубку не берет, гудки идут, но он не отзывается. Я не сразу в панику впал. Сначала себя уговаривал: Войтюк занят, обход делает, прием ведет, в лабораторию пошел, консультации дает. Но к обеду меня совсем разобрало. Вышел я из дома, пошел в парк посидеть, а все лавки убраны. Одна осталась, на детской площадке.

– Зачем тебя понесло шляться? – перебила Михаила Маша. – Идиот!

– Дома оставаться не мог, – жалобно произнес Ковалев, – стены давили, воздуха не хватало. Я до песочницы дошел, посмотрел на детей и чуть не умер! Все закружилось, в горле пересохло, глазами моргнуть не могу, под веками будто песок насыпан. Еле домой вернулся и решил еще одну дозу принять.

– Вот урод! – воскликнула Маша. – Слов нет!

– Думал, что лучше станет, – прохныкал Михаил, – и ведь отпустило! В субботу я нормально себя чувствовал, аппетит вернулся, сон наладился.

– Но ты по-прежнему принимал удвоенную дозу, – уточнила Маша.

– Ну да, – признался Ковалев, – а в воскресенье меня с катушек сорвало, колотило и ломало. Войтюк трубку не снимал. Что мне оставалось делать?

– Даже комментировать не хочу то, как ты поступил! – взвилась Кутепова.

– В полдень принял дозу, она симптомы не сняла, в три часа вторую, в пять третью, в семь четвертую, – монотонно перечислял Ковалев, – становилось легче на пятнадцать минут. Я начал радоваться, что отпустило, но не тут-то было! Потом еще хуже сделалось. Ночь провел без сна, под утро чуть закемарил, в семь очнулся, сел и понял: на работу идти не могу. Сделай что-нибудь! Найди Геннадия Петровича. Сестренка, я тебя умоляю! Это ты виновата!

– Я? – возмутилась Маша. – В чем?

– Кто меня с Войтюком свел? – вдруг звонко спросил Михаил Петрович. – Кто?

– Сволочь! – отчеканила Маша. – А ну, вспомни, что случилось восемнадцатого января? А? Кто ко мне приполз? Кто на коврике на коленях стоял и головой о пол бился? Кто рыдал: выручи, придумай что-нибудь, жизнь кончена? Я ради покойной мамы тебе помочь решила, а ты сейчас сестру ответственной сделать решил. Уходи, Михаил!

– Нет, нет, нет, – зачастил Ковалев, – ну прости, прости. Мне просто очень плохо. Я не думал, что так ломать станет! Ну, Машенька.

Кутепова молчала, Михаил Петрович изменил тон:

– Ну я же не виноват!

– Ага, – еле слышно произнесла Мария, – прямо как в кино: «не виноватая я, он сам пришел».

– Думаешь, я про твои грешки не в курсе, – вкрадчиво произнес Миша. – У нас с тобой одна маменька была, передала детям кривую генетику, у меня один поворот, у тебя другой. По твоему мнению, я с левой резьбой, а по-моему, у тебя тоже неправильная жизнь.

– Теперь в твоих неприятностях мама повинна! – вздохнула Кутепова. – Остановись, Михаил! Пока не поймешь, что никто, кроме тебя, за собственную жизнь не отвечает, ничего не изменится! Возьми себя в руки, сам запрети себе думать…

– Правильная ты моя, – перебил Михаил Петрович, – советчица фигова! На себя оглянись! Может, тебе тоже к Войтюку обратиться? Вот ведь интересно, ты со своими замашками хорошая, а я говно? Давай посмотрим на ситуацию широко открытыми глазами. Я закончил институт, поступил в аспирантуру, пишу кандидатскую, работаю на кафедре, читаю лекции, пользуюсь заслуженным уважением студентов, они считают меня лучшим преподавателем вуза!

Я чуть не расхохоталась в голос. Надо же быть до такой степени неадекватным! Да весь наш курс потешается над Ковалевым, ему дали кличку «дятел».