Любовь дикая и прекрасная

— Да, — ответил Джеймс сухо, — но только в первый раз, любовь моя.

— Тогда нет, — решительно заявила королева, — не люблю боли и не хочу, чтобы ты всовывал в меня эту безобразную штуку. — Анна указала на его орган и вздрогнула. Джеймс растерялся.

— Это право супруга! — возразил он.

Анна надула свои пухлые розовые губы.

— Нет, — твердо повторила она.

Глаза Джеймса коварно блеснули.

— Очень хорошо, моя сладкая, — сказал он, снова забираясь к ней в кровать. — Тогда мы только немного поцелуемся и пообнимаемся.

— Да, на это я согласна, — довольно проговорила юная королева.

Джеймс нежно притянул жену к себе в объятия. Глубоко целуя Анну, он начал умело ее ласкать, пока супруга не стала у него извиваться в неистовом возбуждении. И прежде чем королева-девственница успела опомниться, король уже взобрался на нее и, направляя сам себя, втиснулся внутрь.

У королевы перехватило дыхание, она билась под ним, брыкалась, извивалась всем телом, пытаясь скинуть с себя наглеца, но от всех ее стараний он только еще глубже в нее входил. И тут внезапно отпрянул назад, а затем с силой пронзил ее чуть ли не насквозь. Анна завизжала от непритворной боли, но муж закрыл ее рот своим. Он все качал и качал, не обращая внимания на теплую струйку, которая стекала по внутренней стороне ее бедер.

Когда боль немного отступила, Анна неожиданно для себя почувствовала, что начинает наслаждаться происходящим. Она все еще сердилась на мужа-обманщика. Затем тяжело двигающееся над ней тело внезапно напряглось, несколько раз дернулось и рухнуло на нее. Анна почувствовала странное разочарование. В наступившей тишине часы на каминной доске пробили одиннадцать раз.

В другом крыле здания, в покоях графа Гленкерка, огонь горел и в прихожей, и в спальне. Патрик Лесли стоял перед камином в прихожей и раздумывал, правильно ли сделал, пригласив госпожу Андерс. Он виновато признавал, что его вполне могла бы удовлетворить хорошая шлюха. Однако, заслышав, как за спиной открылась дверь, граф обернулся и обрадовался, что пригласил датчанку.

— Входите, госпожа Андерс.

На ней было то же самое платье, и при свете камина она была еще прелестнее.

— Не хочешь ли, дорогая, выпить со мной? Есть прекрасное белое — тонкое и сладкое. — Гленкерк нежно ласкал ее взором.

— Спасибо, милорд, — ответила Кристина и, встав рядом с его стулом, обратила свой взгляд на огонь.

Граф налил вина. Подав фрейлине бокал, Патрик наблюдал, как она пила его до дна. Опустившись на стул и протянув руки, Гленкерк усадил Кристину к себе на колени и поцеловал ее.

— Не будь со мной застенчивой, малышка Кайри, — сказал он.

— Как это вы назвали меня, милорд?

— Кайри. По-гаэльски Кристина будет Кайристиона.

А «Кайри» значит «Кристиночка», а ты ведь совсем малышка.

Она прижалась к нему.

— Сколько тебе лет? — спросил граф.

— Семнадцать, милорд.

— Боже, мне тридцать семь! Я мог бы быть твоим отцом!

— Но ведь ты мне не отец, Патрик, — мягко сказала Кристина, еще теснее прижавшись к нему. Потянув его голову вниз, она страстно поцеловала графа. — Я пришла, чтобы ты любил меня.

Поднявшись с его колен, она неторопливо расстегнула свое темное бархатное платье. Затем настала очередь белоснежных нижних юбок, шелковой блузки и корсажа, украшенного лентами. Она шагнула из своих одежд, оставшись только в темных шелковых чулках, расшитых золотыми бабочками.

Юная датчанка невероятно возбуждала. Улыбаясь, граф медленно встал и последовал ее примеру. Вскоре и он стоял перед ней во всей красе — высокий и голый.

Кристина подняла глаза и приказала:

— Сними мои чулки.

Опустившись на колени, граф неторопливо скатал их по маленькой тонкой ноге, сначала один, потом другой, а затем снял. Фрейлина предвидела такое и заранее натерла душистым маслом свою свежевымытую кожу. Все еще не поднимаясь с колен, Патрик притянул ее к себе и уложил на пол перед камином. Кристина широко раздвинула бедра и протянула руки, чтобы обнять любовника. Датчанка оказалась горячей, нежной и графу невероятно понравилась. Она ловко двигалась под ним, и, прежде чем насладиться самому, Патрик дважды дал сделать это ей. Потом он скатился с нее, и они лежали, расслабившись, перед огнем.

— Ты считаешь меня бесстыжей, — тихо сказала Кристина своим хрипловатым низким голосом. — Но я тебя хотела, Патрик Лесли. Я никогда прежде не была ничьей любовницей, но хочу быть твоей.