Лавина (сборник)

— Напрасно ты эту главу перепечатала. Шеф сегодня все зарубил.

— Боже мой… Это не кончится никогда. Это какая-то прорва!

— Значит, так… Быстро одевайся и беги в поликлинику. Кабинет 24. На третьем этаже. Возьмешь мой бюллетень. На неделю.

— Ты болен?

— Да. Радикулит. Ни согнуться, ни разогнуться.

— По-моему, ты прекрасно сгибаешься и разгибаешься.

— Некогда. Беги быстрей. А то она уйдет.

— Ничего не понимаю: почему я должна идти к врачу, если ты болен?

— Так надо.

— Дом на мне. Студенты на мне. Твоя диссертация на мне. Так еще и твой радикулит на мне.

— Она сказала: в течение часа, а уже прошло сорок минут. Здесь еще ходу пятнадцать минут.

— Но у меня обед на огне.

— А эта корова на что?

— Это не корова, а девушка.

Лена набрасывает пальто. Уходит.

Появляется Наташа, в халате поверх купальника.

— Что ты получила по истории? — строго спросил Алексей.

— Ничего. Меня не спрашивали.

— А ну покажи дневник.

— Я его в школе забыла.

Алеша находит портфель. Достает оттуда дневник:

— Вот он.

Наташа опускает голову, нервно кусает губы. Рыдает. Входит Лена:

— Ну что, опять гражданская война?

— Заявляю официально: твоя дочь тупица и врунья!

Протягивает Лене дневник с двойкой.

— Что за манера унижать? — заступается Лена.

— Это не унижение, а объективная реальность. Чтобы выучить историю, не надо никаких специальных способностей. Надо только сесть и выучить. И больше ничего. А за вранье я не буду тебя бить. Я буду тебя убивать. Поняла?

Наташа рыдает во всю силу души и тела.

— Алексей… — пытается остановить Лена.

Коржиков всем корпусом оборачивается к жене, совершенно забыв о том, что ему ни согнуться, ни разогнуться.

— Вот к чему приводит твоя демократия! У них практика — ты освобождаешь ее от практики. Все должны таскать в библиотеке книги, а она не должна. Ей тяжело. Отдаешь ей свою дубленку, сама всю зиму ходишь в лыжной куртке. Все — пыль населения, а она звезда в тумане. Подожди, она начнет курить, а ты умиляться и говорить, что это патология одаренности.

— А ты держишь ее под плетью, как раба. Нарабатываешь в ней комплексы неполноценности.

Чувствуя поддержку одной из сторон, Наташа рыдает с упоением.

— Поди к себе в комнату, — распоряжается Лена. — Поди и подумай.

— «Поди и подумай», — передразнивает Алексей. — Английское воспитание. Англичанка. Взять бы сейчас ремень и высечь. Чтобы сесть не могла. Не хочет учиться из любви к знаниям, пусть учится из страха. Но учится! У нее же ни к чему нет никакого интереса. Никого не любит. Ничего не делает. И выражение лица, как у мизантропа.

— Алеша… — тихо, вкрадчиво окликает Лена.

— Ну что «Алеша»?

— Она же в тебя, — тихо, как по секрету, говорит Лена. — Что ты от нее хочешь?

— Я не хочу, чтобы она была в меня. Я себе не нравлюсь. Я себя терпеть не могу. Поразительно. Она взяла все худшее от тебя и все худшее от меня.

— А получилось замечательно.

— Вот и говори с тобой… Зачем тебя врачиха вызывала?

— Да ну ее! И кого набирают? Кого выпускают? Врач, называется…

— А в чем дело?

— Да ну… Идиотка законченная. Представляешь, сказала, что у тебя синдром мамонта и ты должен вымереть. Не умереть, а вымереть.

— А бюллетень дала?

Лена достает и протягивает Алеше синенький листок. Тот разглядывает.

— На две недели! Здорово! Значит, сегодня вечером я выезжаю на объект!

— На какой объект? Куда? — Лена вытаращивает и без того большие глаза.

— Не могу сказать. Это секретно. Военное строительство.

— Ты же штатский.

— Но я строитель.

— Ты же болен. У тебя бюллетень.

— Это не имеет значения: болен, здоров. Приказ есть приказ.

— А почему ты мне ничего раньше не сказал?

— А я раньше и сам не знал.

— Я дам тебе с собой копченую колбасу и консервы.

Лена лезет на антресоли. Достает чемодан.

На пол падает пыльный Дед Мороз.

Алексей лежал на Нинкином диване и смотрел в потолок.

— Хочешь есть? — спросила Нинка.

— Хочу.

— А тебя что, дома не покормили?

— Покормили. Но я опять хочу.

— А что ты ел?

— Борщ, жаркое и компот.

— Вегетарианский? — уточнила Нинка.

— Компот — вегетарианский. А борщ — мясной.

— Почему же ты голодный?