Зеркало Кассандры

— Ваша мать считала аутистов людьми, которые не приемлют тиранию левого полушария, которые молчат и отделяют себя от мира для того, чтобы их не вынуждали оправдывать свободу своей мысли. Ваша мать приводила в пример Альберта Эйнштейна, который практически не говорил до семи лет.

— Эйнштейн был аутистом?

— В детстве он был молчалив. Его родители, кстати, думали, что он страдает частичной немотой или, во всяком случае, разновидностью аутизма.

Кассандра поражена.

Он не говорил просто потому, что знал, как я, что слова надо экономить, что слова подменяют собой людей и явления. Ему было необходимо спокойно, не подвергаясь давлению извне, создать свой внутренний мир.

— Теория вашей матери об аутизме как о преимуществе, естественно, была плохо воспринята официальными властями. Она начала проводить эксперименты, чтобы доказать правильность своих утверждений. Она хотела продемонстрировать, что дети-аутисты умеют делать вещи, которые не под силу их так называемым нормальным сверстникам. И она нашла способ искусственно превращать детей в аутистов. Но…

Тут он осекся.

— …результаты оказались неожиданными. Произошло несколько несчастных случаев. В конце концов Министерство Здравоохранения прекратило финансировать проведение исследований. И в этот момент она встретила вашего отца, который работал в Министерстве Перспективного Прогнозирования, которое только что сам создал. Тогда ваш отец пользовался всеобщей поддержкой. Это была встреча специалиста по необычным детям и специалиста по будущему.

Кассандра сглатывает слюну.

— Ваша мать, воспользовавшись помощью и одобрением вашего отца, продолжила свои исследования. Она создала школу для одаренных детей-аутистов, финансируемую Министерством Перспективного Прогнозирования.

— Эту? — спрашивает Ким.

— Да, эту. Бывшую государственную школу «Ласточки» трансформировали по ее просьбе в школу «Ласточки» ИЦИОДА. Вы знаете, что означают эти буквы?

— Нет, — отвечает молодой человек вместо Кассандры.

— «Исследовательский центр по изучению одаренных детей-аутистов». Ваша мать придумала эту аббревиатуру. Она же предложила мне здесь должность директора.

— А вы откуда приехали?

— Я был детским психиатром и тоже занимался детьми-аутистами. Я специализировался на их лечении при помощи общения с лошадьми. Дети выздоравливали, посещая этих чудесных животных.

Он машинально гладит свой перстень с изображением лошади.

— Здесь ваша мать проводила свои знаменитые опыты.

Господи! Сейчас я наконец все узнаю.

— Она называла это ОПП, «освобождение правого полушария». Вы жили в северном крыле, а в южном никогда не бывали, не так ли? Пойдемте, я покажу вам ту часть школы, которую вы не знаете. Вы думали, что там находятся младшие классы.

Кассандра соглашается идти за Пападакисом, Ким достает нож.

— Если вы готовите какой-то подвох, я воспользуюсь этим ножом без малейшего промедления.

— Да, верю, ваша подруга тоже любит прибегать к членовредительству. Я дорого заплатил, чтобы узнать об этом.

Пападакис с гримасой боли дотрагивается до все еще заклеенного лейкопластырем уха.

Они покидают домик директора через другую дверь и входят в современное здание. Там, в большом зале, стены которого увешаны картинами и музыкальными инструментами, находятся дети примерно лет десяти. Кое-кто из них подходит к посетителям и окидывает их неподвижным, пристальным взглядом. Некоторые, словно защищаясь, поднимают руки, как будто чужаки собираются на них нападать.

— Вот они, пресловутые одаренные дети-аутисты. Нам их приводят обезумевшие от горя родители. Они считают их слабоумными или сумасшедшими. Боятся их. Капризы детей, их гнев, их агрессивность внушают родителям страх. Они опасаются, что дети могут покончить жизнь самоубийством. В других лечебных центрах детей пичкают успокоительными и пытаются хоть немного социализировать. Но мы, благодаря вашей матери, которая поняла все значение работы правого полушария мозга, обращаемся с ними по-другому. То, что везде расценивается как недостаток, здесь превращается в достоинство.

Филипп Пападакис подходит к девочке, погруженной в созерцание мухи:

— Давай сыграй нам что-нибудь, Габриэль.

Девочка, на вид лет шести, садится за пианино и играет, постепенно ускоряя темп, сложную мелодию.