Нежная осада

— Он и меня пытался убить, — признался сэр Шейн, — и так и сделал бы, не явись вы сюда за мной, милорд. От души благодарю вас.

— Что ты несешь? — охнула леди Джейн. — Как можешь обвинять нашего мальчика в смертном грехе отцеубийства?

— Ваш сын, мадам, — холодно объяснил сэр Шейн, — безжалостно расправился с женщиной, которую я любил, и со своими единокровными сестрами. Он напал на меня, но, увидев, что я жив и мою смерть невозможно свалить на беспомощных католиков Лиснаски, привез меня домой, связал, как рождественского гуся, и откровенно признался, что намеревается прикончить меня и поскорее получить наследство. Ваш сын, мадам, гнусная змея, и как только оправлюсь, я выкину его из своего дома.

— Тебя ранили, дорогой, — притворно заныла Джейн, осторожно дотрагиваясь до синяка на виске мужа. — Очевидно, удар был так силен, что ты не правильно понял нашего Уильяма. Он никогда бы не поднял на тебя руку, Шейн.

Девере отбросил ее руку.

— Мадам, я в полном уме и отлично слышал, как ваш сын хвастался, что застрелил Молли Фицджеральд и ее дочерей. Мэв было семнадцать, а моей милой Эйн — всего четырнадцать, мадам. Они хотели уехать с Кайреном и Фортейн в Англию, а оттуда — в Новый Свет. Мы знали, что в Ольстере у них нет будущего. Что плохого они сделали Уильяму, убившему их с таким ледяным без различием? Так беспощадно! Невинные девочки, мадам. Я проклинаю день, когда женился на вас и привел в свой дом. Ненавижу сына, зачатого в вашем лоне без любви и страсти. Он чудовище, Джейн.

— Ничего подобного, — бросилась она на защиту сына. — Если он и пристрелил эту женщину, то лишь потому, что пытался защитить мою честь. Позор одно то, что ты взял любовницу, но любовницу-католичку? А эти девки не принесли мне ничего, кроме стыда. Как гордо они вышагивали по деревне всем напоказ! Все окружающие смотрели на меня с жалостью, и если бы не доброта преподобного Дандаса, я стала бы посмешищем во всем Лиснаски. А теперь преподобный Дандас убит вместе с женой и детьми, и все из-за проклятых папистов!

— Это Дандас затеял вчерашнюю смуту и подстрекал протестантов по вашему наущению. Вы, мадам, беззастенчиво использовали своего сына, чтобы утолить жажду мести, — заговорил наконец Кайрен. — Уилли не настолько умен, чтобы задумать такой план, но достаточно хитер и злобен, если умело поощрять в нем низменные инстинкты. Думаю, вам и его жене это удалось. Чего, во имя Господа, вы надеялись достичь столь изощренным коварством?

— Не позволю, чтобы здешние католики отравляли умы моих детей! — гневно воскликнул невесть откуда взявшийся Уильям. — Моя жена носит ребенка, и хотя бы поэтому папистов давно пора выкинуть прочь с наших земель. А, отец, вижу, ты уже встал.

— Ты мне не сын! — разъяренно вскричал Шейн Девере. — Немедленно убирайся из этого дома!

— Что? — издевательски бросил Уильям. — Ты прогоняешь меня из родного жилища? А как насчет моей крошки жены, чье чрево набухло твоим первым внуком, папа?

— Возьми ее с собой и не забудь ту суку, что выносила тебя, — приказал Девере, багровея от ярости. — Человек, убивший мою Молли и девочек, не проведет под этой крышей ни одного лишнего часа!

С этими словами Шейн мощным ударом всадил кулак в челюсть сына. Тот, пошатнувшись, рухнул на пол. Мать с криком бросилась его поднимать. Поднявшись, Уильям с презрительным удивлением уставился на отца.

— Ошибаешься, — злобно прошипел он. — Я пристрелил только твою шлюху и ее старшую девку, зато вдоволь насладился прелестями младшей. Как она вопила и царапалась, когда я лишал ее девственности! Хотел было отдать ее моим людям на потеху, но тут сообщили, что церковь горит вместе с запертым в ней беднягой Дандасом. Пришлось перерезать твари глотку. Я все гадал, так ли она горяча, как твоя потаскуха.

Он широко улыбнулся. Шейн в немом ужасе вытаращился на сына.

— Ты изнасиловал свою сестру? — прошептал он. — Эйн была совсем ребенком.

— Ребенком? Но грудки у нее были как яблочки. Да и какая она родственница? Разве могла твоя тварь сказать наверняка, кто из деревенских мужчин — отец ее ублюдков?

Стук сердца громом отдавался в ушах Шейна. В висках пульсировала кровь. Глаза застлало красной пеленой. Резкая боль пронизала голову, и несчастный с криком повалился к ногам старшего сына. Уже теряя сознание, он понял, что умирает, и отчаянно поискал взглядом Кайрена. Язык, вдруг ставший неповоротливым, отказывался повиноваться, но все же он кое-как выговорил, тяжело дыша и заикаясь: