Страна чудес без тормозов и Конец Света

Все было похоже на страшный сон. Словно что-то преследует меня, а я ползу по ступенькам слишком медленно. Вот оно уже дышит мне прямо в затылок, тянется мокрой лапой... Но реальность казалась кошмарнее. Напрочь забыв о ступеньках, я лишь цеплялся за валуны и буквально полз над пропастью по совершенно отвесной скале.

Не проще ли всплыть вместе с водой? И легче, и падать некуда. Прокрутив эту мысль в голове, я поделился ею с толстушкой.

– Бесполезно! – крикнула она сверху. – Вода будет закручиваться в гигантскую воронку, и плавать ты не сможешь! А если и вынырнешь, все равно в такой темноте не поймешь, куда плыть.

Она права. Нам остается лишь ползти вверх. Метр за метром... Света бы! Любого света. Чтобы ползти до самой вершины и хоть видеть, докуда поднимается вода. Всем нутром своим я ненавидел темноту. Ибо гнала меня вверх не вода, а тьма между водой и моими пятками. От мысли, что она догонит меня и зальет своими чернилами до самого сердца, бросало в холодный пот.

В голове крутился тот же киножурнал. Масса воды продолжает свое бесконечное падение с дамбы. Камера кропотливо снимает с разных углов – разве что не облизывает водный поток: сверху, в упор, а потом и сбоку. На белом и гладком бетоне пляшет тень воды. Я вглядываюсь – и чувствую, будто это моя собственная тень. На стене плотины размером с морскую бухту. Я смотрю на нее, сидя в кресле кинотеатра. Знаю, что это моя тень, но не понимаю, как поступить. Я – зритель, мне всего десять лет. Что вернее: бежать к экрану и хватать свою тень – или забраться ночью в каморку механика и выкрасть пленку? В итоге я просто сижу, ничего не делая, и таращусь в экран.

А тень все танцует передо мной. Мой огромный, растянутый вверх силуэт дрожит, как от зноя, на бетонной стене плотины. Я всегда считал, что она не умеет говорить, а тем более – подавать какие-то знаки руками. Но сейчас она действительнопытается что-то мне втолковать. Отлично знает, что я сижу и смотрю на нее из зала. Но, как и я, ничего не может с собой поделать. Всего лишь тень.

Другие зрители в зале, похоже, не замечают, что тень на плотине – моя. Рядом сидит старший брат, но даже он ни о чем не догадывается. Если б догадался, сразу шепнул бы мне на ухо. Такой у меня брат: в кино просто рта не закрывает.

Я тоже никому не сообщаю, что тень моя. Все равно никто не поверит. К тому же, она явно хочет передать послание мне одному. Из другого места, другого времени, пытается мне что-то сказать с экрана. Одна-одинешенька на огромной стене. Как она очутилась там во время съемки и что собиралась делать дальше – не знаю. Может, так и висела, пока ее не проглотила ночная мгла? А может, ее смыло потоком и унесло в открытое море, где она и дальше выполняет роль моей тени? От этой мысли на душе тоскливо и безысходно.

Новость о плотине сменяется репортажем с коронации в какой-то европейской стране. По каменной площади катит роскошная повозка, запряженная лошадьми с какими-то странными колпаками на носу. Я ищу свою тень на брусчатке, но вижу лишь тени колес да копыт...

На этом воспоминание обрывалось. Хотя я никак не мог ответить себе: а было ли это на самом деле? И если было – разве не странно, что я раньше такого никогда не вспоминал? Или это мираж? Видение, навязанное кромешной мглой и клокотанием наползавшей воды? Когда-то я читал одну книгу по психиатрии, где описывался подобный трюк нашей психики: дескать, попав в экстремальные условия, тело довольно часто защищает психику от чрезмерно грубой реальности тем, что видит «сны средь бела дня». Так это называлось в книге. Однако мое видение было резче всякого сна – и таким ярким, будто дело касалось моей жизни. Я вспомнил все запахи и звуки, которые меня тогда окружали. И пережил все эти чувства: растерянность, смятение и страх, когда не за что зацепиться, – такие неизбежные для любого десятилетнего пацана. А значит – кто бы и как это ни называл, – во мнедействительно что-то когда-то произошло. И теперь, в критической ситуации, некая сила выгнала эту сцену из мрачных подвалов памяти на свет божий в моейголове.

Сила?

Очевидно, все дело операции на мозг, которую всем нам делали, когда прививали способность к шаффлингу. Они отделили от меня мою память стеной моего же сознания... И годами крали ее, прямо из моих рук!

Я всерьез завелся. Да ни одна мразь Вселенной не имеет права красть у меня мою память! Память – это МОЕ! Мое и больше вообще ничье! Украсть у человека память – все равно, что отнять у него Время. Чем больше я свирепел, тем меньше боялся какой-то темноты. Нет, ребята. Что бы вы ни задумали, я, еще поживу. Скоро я выберусь из этого лабиринта и верну себе память, чего бы мне это ни стоило. А конец ли света у вас или рановато еще – мне плевать. Не знаю, как вы, но я до сих пор планировал и в следующей жизни родиться самим собой – цельным, а не каким-то половинчатым безобразием...