Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2

Не хватало опоры во всём армейском пространстве. Надумал Гучков послать запросы в Ставку и на все фронты: как воспринят ими разосланный вчера приказ №114, какие есть соображения? (Учесть их при дальнейших шагах.)

Тут доложили, что генерал-лейтенант Корнилов прямо с вокзала явился к своему министру.

Отлично! Звать.

Невысокий, чёткий, с фронтовою свежестью – обдал свежей надеждой и Гучкова. Сух, ничего лишнего в фигуре, только – для войны и разведки. Знаменитый на всю Россию генерал, год пробыл в австрийском плену, бежал в шинели австрийского солдата, портрет его обошёл всю Россию. Лицо настолько простоватое, ещё и под короткой незамысловатой стрижкой, – может сойти за простого унтера, не принять его никак за генерала, ничего общего с той аристократической белой костью, одинаково ненавистной простым солдатам, Совету или Гучкову. Да калмыцкое или бурятское в лице, светло-оливковая кожа, узкие глаза, проверяющее недоверие с огоньком, – о, да отлично он будет разговаривать сейчас с распущенными массами!

Когда вопрос не поддаётся решению теоретическому – его можно решить личностью?

Конечно, общего развития, общего охвата событий от него не жди. Ни даже стратегического кругозора. Но таких операций ему и не предстоит. А личная храбрость – вне сомнений. Верный исполнитель. Замечательный выбор!

Как хозяин Военной комиссии Гучков с большим правом мог сказать сейчас (хотя не он придумал):

– Лавр Георгиевич! Это – я выдвинул вашу кандидатуру. Я очень надеюсь…

Один георгиевский крест на груди, один – под шеей, никаких больше орденов не носит. Унтерские и усы, с извивом, никак не фиксатуаренные. Хмуро-серьёзный и как будто нисколько не польщённый принятием Округа, слушал как задание на местную разведку.

И эта правдивая его военность, без интеллигентских мудростей, окончательно подкрепила Гучкова: вот такой военной косточки и не хватало сейчас в столице.

Объяснил ему положение: настроение частей, агитация, приказ №1, положение офицеров, Совет депутатов, обязательство не выводить гарнизон, – да он сам всё увидит лучше. И вот, надо найти путь вернуть дисциплину. Без всяких внешних средств и с кипящим этим материалом – создать опору для Временного правительства. Что касается личных назначений и смещений – неограниченные полномочия, устранять непригодных, а приглашать хоть с фронта.

Уговорились встретиться завтра-послезавтра. И на том Корнилов, так и не улыбнувшись ни разу, не расслабясь, поехал в Главный штаб.

А не успел уехать, – принесли Гучкову только что наклеенную на бумагу ленту новой телеграммы Алексеева – не в ответ на запрос о приказе №114, а самотёком. И просил Алексеев: никакими реформами не заниматься, оставить в покое привычный строй службы и отношений. Он был встревожен так, что это ломало тон служебной военной телеграммы, он настаивал на энергичных правительственных мерах для искоренения заразы разложения войск – прежде чем она полностью перекинется из тыла на Действующую армию. А сама правительственная программа, обещание общественных прав солдатам во время войны, – грозит гибельными трениями. Алексеев просто писал, что надо спасти военную дисциплину.

Сидел Гучков над этой телеграммой – а ответить было нечего.

Не следовало подписывать приказа №114? Бороться с первой минуты? Ещё вчера бы – начисто отменить «приказ №1»?…

Но ничего б это не дало, не подействовало б. Алексеев не может представить, как тут, в Петрограде, запуталось. Алексеев не может же хотеть гражданской войны для спасения дисциплины.

Так что ж? На третий день – да с грохотом уйти из министров?

Но как тогда все его реформы, все его мечты? Если будут уходить такие, как он, кто ж останется Россию направлять?

И ещё поднесли телеграммку: казанский совет солдатских депутатов (и такой уже был) отказывался выполнить распоряжение военного министра об освобождении командующего военным округом, ибо это угрожало бы спокойствию войск и населения. Но высылали к министру объяснительную делегацию.

Вот и управляй…

Тем временем ехать надо было на дневное заседание правительства, и так уже опаздывал. Сегодня, когда меньше дел, так и поехать, в иной день не соберёшься.

Так за несколько часов в довмине ничего решительного не совершив, Гучков в расстроенном состоянии поехал к Чернышёву мосту.

Тут уже начали.