Устрицы под дождем

– Привет, – прозвучало уже за захлопнутой дверью.

Упала на диван. Свернулась калачиком. Дома.

Шаги матери около двери.

Неужели будет выяснять отношения?

В последний раз они расстались, когда Маруся получила пощечину. Что она тогда сказала? Маруся не помнила. Ничего особенного. Но как раз ничего особенное ее мать обычно и считала самым важным.

Дверь в комнату тихонько приоткрылась.

Маруся успела закрыть глаза, притвориться спящей.

– Мы там тебе суши купили, – сказала мать, видимо, не поверив в то, что Маруся спит. – Только не знаю, понравятся? Из нашего супермаркета у метро.

Маруся упорно не открывала глаза. Признаваться, что притворяется, не хотелось.

Мать подождала немного и вышла.

Ничего себе, суши купили…

Раньше называли это гадостью и даже пробовать отказывались. Наверное, и сейчас не пробовали. Для Маруси купили. Откуда такая забота?

Можно себе представить суши из супермаркета у метро.

Снова материны шаги.

Видимо, разговора не избежать. Ну, ладно.

Маруся села на диване, скрестив ноги.

– И знаешь, что еще? – спросила мать. Неужели мацареллу? Или крабовые фаланги?

Маруся молча ожидала ответа. Всем своим видом демонстрируя то, что не считает особым материнским подвигом покупать дочери ту еду, которая ей нравится.

– Если ты хочешь жить отдельно, живи. Мы согласны.

Она вышла.

Маруся не шевелилась.

Ну и отлично. Может быть, именно этого она и добивалась. Отец купит квартиру, даст денег… Или вообще в Лондон переехать? Вся тусовка сейчас в Лондоне.

А пока будет покупать, можно снимать. На Тверской. Поселюсь там с моей Великой Первой Любовью. И куплю собаку. Лысую китайскую собачку.

Она набрала его номер.

– Наконец-то! – закричал он. – Куда ты пропала? Я сбился с ног разыскивать тебя!

– Привет, – сказала она, расплываясь в довольной улыбке.

– Где ты была? – протянул он обиженно.

– У меня были кое-какие… – Она хотела сказать: «неприятности», потом «проблемы», но решила, что слово «дела » будет самым подходящим. – Дела.

– А позвонить нельзя было? – Его голос был все еще наигранно обиженным.

– Нельзя. Извини.

– Я думал, ты меня бросила.

– Огорчился?

– Ну, так… Шучу! Шучу! Я решил, что ты свалила куда-нибудь со своим папашей, и терпеливо ждал, когда ты вернешься.

– Правильно.

– Ты меня любишь?

– Люблю. А ты?

– И я. Не изменяла мне?

– Нет. А ты?

– Только о тебе и думал.

– Ну, а вообще что делали?

– Вчера зажигали.

– Да? Где?

– Сначала просто посидели, Макс подъехал, Лилька со своим, Саня с Гошей, выпили одиннадцать махито, Гоша с девушкой познакомился, а она в клуб ехала, в «Б2», и мы с ней все. Там зажигали по полной программе, Макс текилу заказал, Лилька на стойке танцевала, весело, жалко, тебя не было.

– А кто платил?

– То ли эта девка свою кредитку дала, то ли еще кто… я не понял. Но было круто. Потом поесть поехали…

– Слушай, ты меня вообще-то давно не видел, – перебила Маруся.

– Ты меня тоже. Какие предложения?

– Предложения?.. Знаешь что, давай завтра созвонимся.

– Завтра? – повторил он холодно.

Она промолчала.

– Ну, ладно, – протянул он. – Если захочешь меня увидеть – ты знаешь, где меня найти.

– Ладно. Целую тебя. Пока.

– Давай.

Маруся положила трубку. Не надо было звонить. Глупо.

Снова свернулась калачиком. Дотянулась рукой до плюшевого зайца, обняла его. Закрыла глаза. Может быть, заснуть? Проснуться, и все будет по-другому. Как по-другому?

Она никому не должна рассказывать про сумасшедший дом.

Она и не расскажет. Она вообще лучше бы забыла о нем.

Она не расскажет папе про Ирину.

Почему?

Чтобы там никогда не оказаться снова? Или есть еще какая-то причина?

Все эти люди, с их деньгами… Они сидят здесь со своими сумасшедшими домами, страхами… Почему бы им не уехать в Лондон? Разве не для этого зарабатываются деньги? Или денег кажется недостаточно? Или Лондон становится скучным, раз в них нет сумасшедших домов? Хотя наверняка есть.

А у них сейчас ужин. Интересно, что дают? Что готовит бабушка девушки с хвостом? Что-нибудь вкусное.

Маруся встала и пошла на кухню.