Приют героев

Приют умалишенных героев размером с целый мир.

Конрад раздвоился: он одновременно находился на доске, охраняя Черного Короля – и наблюдал за происходящим со стороны. К Королю приближались две белые фигуры: Рыцарь и Зверь. Их сияние ослепляло.

– Сударь, вам вредно так сильно сиять. Выгорите дотла и лишитесь сил, – вежливо обратился барон к Белому Рыцарю.

Рыцарь не ответил; лишь мотнул головой, громко скрипя заржавевшими латами.

– Вам не место здесь, сударь, – барон не оставлял попыток увещевания. – Нам всем здесь не место. Предлагаю разойтись по-хорошему…

Рыцарь потащил из ножен длинный меч. Он тащил и тащил, а меч не кончался и не кончался, вытянувшись, наверное, на целую лигу. Вместе с мечом вытягивалась и истончалась рука Рыцаря: того и гляди, превратится в паутинку и оборвется.

Сбоку к Черному Королю крался Белый Зверь. Барон погрозил Зверю пальцем, намереваясь заступить дорогу, но тут из кустов выскочил Черный Донжон с полыхающей зубчатой верхушкой и, издав боевой клич, рухнул на Зверя.

– Дубина вислоухая! – орал Донжон, хлопая чугунными губами-ставнями на верхней бойнице; он подмял Зверя под себя и теперь скручивал ему лапы. – Придушу ду…

– …рищу! – на этом выкрике Конрад проснулся.

За стеной кипела яростная возня, слышалось рычание и сдавленные ругательства. Ржавыми латами из сна громко заскрипела дверь. «Непорядок: в домике Германа петли смазали, а тут забыли,» – отметил барон, вскакивая с ложа и доставая из-под подушки кинжал. Вчерашняя ночь повторялась. Сейчас в комнату войдет Икер Тирулега с пойманным снуллем, Конрад, не разобравшись, загонит старика на потолок…

Вместо Тирулеги в дверях безмолвным призраком возник Белый Рыцарь. Упав из окна, свет луны облил фигуру гостя расплавленным воском, серебром блеснул на лезвии кривого ножа, коснулся лица…

– Что ты здесь делаешь, Герман? Ты болен. Немедленно возвращайся в постель!

– Омфалос!

– Что вы себе позволяете, молодой человек?! Хотите, чтобы гроссмейстер Клофелинг из вас дрейгура сделал? А ну, быстро…

Гигантской куклой-неваляшкой Герман качнулся вперед. Молча он попытался левой рукой схватить дядю за горло. Оплывшее лицо оказалось совсем рядом, пуговицы глаз тускло блестели с безжалостным равнодушием. Заворожен этим зрелищем, обер-квизитор едва успел увернуться. Герман наискосок взмахнул ножом, распоров рукав ночной сорочки барона и оцарапав дядину руку.

Сейчас стратег-командор был очень похож на собственного папашу, Хальдрига Разбойника, обуянного приступом белой горячки.

– Любимый племянничек, – прошипел барон, чувствуя, как темная ярость вскипает где-то на задворках души. Такого с обер-квизитором раньше никогда не случалось. Приходилось часть внимания тратить на контроль мерзкой волны, не давая бешенству захлестнуть рассудок. – Добром прошу: угомонись…

В ответ Герман полоснул дядю ножом по щеке. К счастью, благодаря несомненному преимуществу малого роста, Конрад сумел нырком уйти влево. Трудней оказалось во время нырка не вспороть племяннику живот длинным, острым как бритва, анхуэсским клинком. Правая рука, обретя чудесную самостоятельность, предлагала здравому смыслу посторониться и дать ей, руке, одним изящным аргументом завершить спор, после чего можно будет лечь спать дальше. Заставив мятежницу-руку повиноваться, барон поймал момент, когда контуженный стратег, промахнувшись, сильно развернулся боком, – и от всей благодарной души приласкал ребра Германа локтем.

Во избежание дальнейших разбирательств он подсек племяннику ноги.

Грохот упавшего стратега заставил дом содрогнуться.

– Шумный вы, сударь… – проворчал барон, и тут же с никак не меньшим шумом свалился на пол: подлый рыцарь Добра дернул дядюшку за щиколотку. Нож стратег выронил. Сейчас он, сопя и пыхтя, пытался навалиться сверху, придавить и добраться наконец до вожделенного медальона.

– Омфалос!

Конрад вывернулся, откатился к стене. Крепундия на груди ощутимо пульсировала, подобно второму сердцу. Именно от нее поднималась волна, мутившая разум. Едва барон осознал это, как сразу стало легче, ярость схлынула – а из глаз брызнули осенние звезды. Кулак стратега врезался в скулу, словно таран – в крепостные ворота. Ничего не видя, ошеломлен ударом, барон машинально отшатнулся.

Что-то громыхнуло в стену возле уха: кулак или нога.

– Прекратить! Бдительный Приказ!

Требовалось короткое мгновение передышки. Властный, хотя абсолютно бессмысленный в данной ситуации окрик сделал свое дело: Герман замешкался, и обер-квизитор принял решение. Очень не хотелось бить племянника по контуженной голове. Но иного выхода барон не видел. Будем надеяться, потеря сознания благотворно скажется на упрямом родственнике.