Там, где в дымке холмы

– И поэтому ты вразумил ее «семеркой», – заключил Дзиро.

– Это правда? – спросил Огата-сан.

С той минуты, как я внесла чай, он не проронил ни слова. Общий смех прекратился, а бледнолицый удивленно уставился на Огату-сан.

– Разумеется, нет. – Он вдруг перешел на официальный тон и слегка поклонился. – На самом деле я ее и пальцем не тронул.

– Нет-нет, – запротестовал Огата-сан. – Я хотел узнать – вы с женой голосовали за разные партии?

– Именно. – Ханада пожал плечами с неловким смешком. – А что я мог поделать?

– Простите. Я вовсе не собирался вмешиваться. – Огата-сан отвесил низкий поклон, бледнолицый ответил тем же.

Словно это послужило сигналом, трое молодых людей вновь со смехом завели разговор. Отставив политику, они принялись обсуждать коллег по службе. Разливая чай, я заметила, что печенье, принесенное мной с избытком, почти целиком исчезло. Я наполнила всем чашки и снова села рядом с Огатой-сан.

* * *

Гости пробыли час с небольшим. Дзиро проводил их до двери, а потом снова сел к столу.

– Поздно уже, – вздохнул он. – Скоро надо спать ложиться.

Огата-сан изучал шахматную доску.

– Фигуры, кажется, не все на месте. Конь точно стоял не на этом поле, а вон на том.

– Очень может быть.

– Я его туда и поставлю. Ты согласен?

– Да-да, отец, ты наверняка прав. Доиграем партию в другой раз. Я вот-вот пойду ложиться.

– А что, если сделать еще парочку-другую ходов? Партия и закончится.

– Нет, правда не хочется. Я очень устал.

– Да, конечно.

Я убрала шитье, которым недавно занималась, и стала поджидать ухода мужчин. Дзиро, однако, взял газету и начал читать последнюю страницу. Потом потянулся к печенью – на тарелке осталось одно – и рассеянно сунул его в рот.

– Может, все-таки стоит доиграть партию? – после паузы произнес Огата-сан. – Ходов понадобится всего ничего.

– Отец, я и вправду совершенно выдохся. А утром мне на работу.

– Да-да, конечно.

Дзиро вновь взялся за газету. Он продолжал жевать печенье, роняя крошки на татами. Огата-сан внимательно всматривался в доску.

– Очень странные вещи, – проговорил он, – рассказывает твой приятель.

– А? О чем это ты? – Дзиро не отрывался от газеты.

– О том, что они с женой голосуют за разные партии. Еще недавно такое и представить было нельзя.

– Вот именно.

– Странные вещи теперь творятся. Но, по-видимому, это и подразумевается под демократией. – Огата-сан вздохнул. – То, что мы с такой готовностью переняли от американцев, не всегда к лучшему.

– Ну да, несомненно.

– Посмотри, что происходит. Муж и жена голосуют за разные партии. Печально, если на жену нельзя в подобном случае положиться.

Дзиро продолжал читать газету.

– Да, это прискорбно.

– Женщины в наши дни лишены чувства преданности мужьям. Делают что хотят, голосуют за другую партию, если им вдруг вздумается. Все это в теперешней Японии стало обычным делом. Пренебрегают обязанностями – и все во имя демократии.

Дзиро мельком взглянул на отца, потом снова углубился в газету.

– Ты, бесспорно, прав, – заметил он. – Но ведь американцы явно принесли не одно плохое.

– Американцы – особенностей Японии они никогда не понимали. Ни на секунду. Их обычаи для Америки, может, и превосходны, но в Японии все иначе, совсем иначе. – Огата-сан снова вздохнул. – Дисциплина и преданность – вот что когда-то сплачивало Японию. Это, вероятно, звучит непривычно, но это так. Людей связывало чувство долга. Долга по отношению к семье, к властям, к стране. А теперь вместо всего этого – толки о демократии. Когда люди хотят стать эгоистами, забыть о своих обязанностях – тут же слышишь про демократию.

– Да, ты, бесспорно, прав. – Дзиро зевнул и поскреб щеку.

– Возьмем, например, то, что случилось в моей профессии. Существовала система, которую мы годами создавали и лелеяли. Явились американцы и ее обрушили, снесли напрочь, не задумываясь. Решили, что наши школы должны походить на американские, а дети должны обучаться тому, чему американские дети обучаются. И японцы все это приветствовали. Приветствовали, вдоволь порассуждав о демократии. – Огата-сан покачал головой. – Много хорошего уничтожено в наших школах.

– Не сомневаюсь, что это так. – Дзиро снова глянул на отца. – Но в старой системе были явные пороки – в школах, как и повсюду.