Женщина из прошлого

Да, давно прогнила система, с которой ему предстоит бороться. Каждый чиновник, каждая мелкая сошка будет смотреть, как бы от этой затеи кусок послаще урвать. Вполне может статься, и его самого, чтобы на пути не мешался, порвут на клочки. Да только не станет он за жизнь свою опасаться! Не будет сидеть сиднем и смотреть на то, как дело Ильюшина умирает. После порядков Клонг Прайм – дай бог только выжить! – его уже голыми руками не возьмешь.

Это в убогом Таиланде он никто, не может сломать унизительную систему, да и не станет пытаться. А Родина у него одна – ей он обязан помочь! Обязан быть мужиком, а не тряпкой ради цели всей своей жизни. Даже если не все он успеет, даже если не дойдет до конечного результата сам, все равно начало будет положено. Пусть его дети, внуки продолжат. Проживут хорошую, полную смысла жизнь!

Михаил Вячеславович почувствовал внутренний прилив сил. Даже голову поднял, открыл глаза и гордо расправил плечи. Тюремная камера больше не казалась ему склепом, наполненным живыми мертвецами: он видел в ней лишь препятствие на пути к новой цели. А у кого же бывало без трудностей? Без потерь? Разве Ильюшину приходилось легко?

В голове Фадеева постепенно складывалась структура работы того коллектива, который способен был возродить российский авиапром. С авиационными институтами надо работать, талантливых ребят со студенческих лет собирать. А то сколько выпускников МАИ не своим делом занимаются! Все почему? Мотивации нет, не создано нужных условий. И это при том, что работы в государстве непочатый край!

А от тех, кто попал в авиацию случайно, избавляться надо. Честное слово. Не игрушки это, не поле для порожних амбиций. Здесь душа в небо рваться должна, сердце должно за дело болеть. А иначе будет все как у этого Виталия Эдуардовича с его компанией – и ресурс есть, и деньги, а понимания нет. Потому и мучаются, не могут сообразить, где, что не так у них пошло.

Понимал Фадеев и то, что невозможно уже будет обойтись без международного опыта. Были, конечно, и до него такие идеи, пытались люди совместно работать, да, видно, и тут неподходящий состав собрали. Россия осталась с носом. Надо начинать все с нуля. Есть у него хорошие завязки с коллегами и в «Боинге», и в «Эйрбасе». Сумеет он с нужными людьми общий язык найти – недаром такую долгую жизнь прожил в небе. Главное, чтобы на уровне глав государств решение закрепилось.

Сложности Фадеева не смущали – только будоражили, заставляли выход искать. Чем больше человеку предстоит в жизни сделать, тем дольше он на этом свете задержится. И даже по самым скромным прикидкам, Михаилу Вячеславовичу Фадееву предстояла еще очень и очень долгая жизнь…

Тюремный день, начавшийся смертью Эндрю, клонился к закату. Часы на запястье Фадеева показывали восемь, биологические часы настаивали на том, что с утра прошло не двенадцать часов, а два года. Столько всего успел передумать он и пережить!

Чем дольше сидел Фадеев на голом полу, окруженный гулом голосов и запахами грязных тел, тем сложнее становилось ему уговаривать себя оставаться в будущем. Он уже в деталях представил себе разговор с Вороновым, уже мысленно отобрал нужных людей, набросал план действий на ближайшее время, а тюрьма все не отпускала. Заставляла слышать себя, видеть и чувствовать.

Постепенно, хотел он того или нет, а мысли вернулись к Клонг Прайм. Сколько дней ему предстоит еще здесь провести? Как долго будет продолжаться борьба и хватит ли сил?

За долгие дни и ночи размышлений о своем аресте Фадеев начал сомневаться в том, что в его несчастьях виновата Надежда. С чего он взял, что именно она прислала записку и ключ от номера в том убогом отеле? Нет, Надя в телефонном разговоре четко дала понять, что встречаться с ним не намерена: смысла в этом не видит. И на сумасшедшую, одержимую манией мщения, она не была похожа. Это он разум потерял – перегрелся на тайском солнце, перенапряг воображение! Представил себе бог знает что. Слишком ярко в нем вспыхнули прошлые переживания. Чуткость к реальности потерял, вот и наказал его господь. Ведь, честное слово, радоваться бы и радоваться своему счастью, любить родную жену. А он демонов слишком близко к себе подпустил: захотел, чтобы рядом была и другая женщина. Фадеев крепче зажмурил глаза.

Бог-то бог. Но ведь не бог, а человек упек его за решетку. Чьи-то руки напечатали записку, вложили в конверт ключ от номера. Чья-то голова додумалась до преступления, совершенного над бедной девчушкой. Да кто этот изверг, который мог так обойтись с несчастным ребенком?! Если бы он приехал чуть раньше!