62  

— Зачем?

— Надо.

Золотарь и пикнуть не успел, как уже сидел на полу. Натэлла заглядывала ему в лицо, взволнованно моргая. Бегемоточка — телохранитель, подумал Золотарь. Небось, с медицинской подготовкой. Возьмет шприц, введет новокаин в семенной канатик…

— Выпрями ему ноги.

Над ухом сопел Карлсон. Туша толстяка громоздилась за спиной. Хотелось откинуться, лечь в мягкое, дышащее. Но злой Карлсон не позволял. Напротив, он коленом изо всех сил уперся Золотарю чуть пониже лопаток. Лапы вцепились в плечи пострадавшего, оттягивая их назад.

Охнув, Золотарь выпрямился и прогнулся.

Карлсон ухватил его под мышки. Натужился, приподнял. Опустил на место. И снова. И опять. Вверх-вниз. Вверх. Вниз. Как в автобусе, прыгающем на колдобинах.

— Что ты делаешь?

— Кин-кацу.

Золотарь понял, что ему легчает. И что он сошел с ума. Карлсон делает ему кин-кацу. Чунгу-чангу. Хару-мамбуру. Народный папуасский метод реанимации.

Однако Натэлла что-то там поняла.

— Откуда знаешь?

Толстяк, пыхтя, застеснялся:

— Я в институте каратэ занимался. Немножко…

— Тебя часто били по яйцам? — догадалась Натэлла.

— Иди на фиг, жиртрест. Нас учили, как спасать.

— Сам жиртрест.

«…исходя из того, что мошонка является мышечным образованием, попытайтесь натренировать способность прятать яички в паховом канале. Специальные упражнения для этого проделывают десантники, чтобы уберечься от травм при прыжках с парашютом…»

— Хва-а… хватит…

— Что — хватит?

— Кончай меня-а… трясти…

Золотарь в жизни бы не признался, что говорит не пойми с кем. Требует. Настаивает, лишен возможности назвать собеседника по имени. Но мельтешение услужливой, черт бы ее побрал, информации прекратилось.

— Хорошо, — со знанием дела сообщил Карлсон. — Басит, етить… Слышишь, Натка? Басит. Значит, хорошо.

— Почему?

— Вот если бы дискантом, тогда хреново… Эй, Фаринелли! Ты как?

В другое время Золотарь послал бы Карлсона в задницу. Но сейчас, слыша, как срывается голос хохмача, как дрожат его руки… Карлсон боялся до мокрых штанов. И боролся со страхом, как умел.

— Живой… Как Шиза?

— На диванчике. В обмороке.

— Врача вызвали?

— Тебе?

— Нам.

— Ага. Едут, етить-колотить…

— Долго они… едут…

— В центре пробки.

— В жопе у них пробки…

От брани полегчало. Или от Карлсонова кис-киса? Боль сползла ниже, притихла, облюбовав себе внутреннюю поверхность левого бедра. Должно быть, сплошной синяк. Шиза во второй раз промахнулась. Или это он успел так ловко повернуться?

— Где Рита?

— В ванной. Макияж наводит.

— Нашла время…

— Дурак ты, — беззлобно сказала Натэлла. — Дурак с яйцами. Ой, слава богу, что с ними…

— Ты рукой, — дал совет Карлсон. — Потрогай. Сразу и выясним, что с ними.

Бегемоточка улыбнулась:

— Да я хоть чем. Лишь бы все в порядке. Я тебе нравлюсь, Золотарь?

— Ы-ы…

— Это значит «да»?

— Это значит отпусти мои ноги. Попробую встать.

5

— Ты куда?

— В сортир.

— Я с тобой!

— Брось, Натэлла…

— Это ты брось! Нечего стесняться…

— И что ты там будешь делать? Держать пострадавший орган?

— Понадобится, придержу. И вообще, не ходи никуда.

— Почему?

— Сперва ты должен показаться врачу.

— И что мне теперь? Терпеть до прихода врача?

— Да.

— Натэлла, ты лучше всех. С тобой цирка не надо.

— Золотарь, ты — упрямый баран.

— Значит, так. Я иду в сортир.

— А я?

— А ты сидишь здесь. Вы все сидите здесь. И не морочите мне голову…

Как ни странно, бегемоточка послушалась. Стараясь не слишком хромать, я выбрался в коридор. Огляделся, чувствуя себя полным идиотом. Никого. Рита в ванной, остальные в «котле». Бдить не хотелось. Думать не хотелось. Ссать хотелось.

До чертиков.

«Будешь мочиться в пипетку всю оставшуюся жизнь…»

Есть такой образ — липкий страх. Это да. Это точно. Хуже горчичников. Нет у меня пипетки. Это все, о чем я думал, заходя в туалет. Закрывая за собой задвижку. Расстегивая брюки. Нет у меня пипетки. Что, если не смогу? Это пугало больше, чем призрак импотенции.

Смог.

Сперва закапало. Не вполне удачно — в смысле попадания. Черт, забыл поднять пластиковое сидение. Надо протереть его туалетной бумагой… Ага, вот и струя. А что? Вполне приличная струя. Желтая, напористая. Мама моя родная, никогда не думал, что буду радоваться акту мочеиспускания…

  62  
×
×