Цыганка (сборник)

– И тем не менее, завидую! – сказал он и вдруг удивился, что именно здесь, перед этой незнакомой девочкой, наконец признался самому себе.

– Кому, например? – удивилась она.

– Например, Сеньке Либерману... Он играет Сирано... а это моя мечта – сыграть Сирано.

– Я думала, все актеры мечтают сыграть Гамлета... А этот... Си-ра-но, какое смешное имя – он кто?

Миша вспомнил, что гардеробщица Слава называла спектакль «Сейран де Бержерак», у нее соседа-армянина так звали, Сейран. Еще она говорила: «У меня радикулёт на нервной почке».

– Слушай, – сказал Миша, – иди ты, ради бога, домой, а? У меня из-за тебя могут быть дикие неприятности!

– Ну пожалуйста!!! – взмолилась она. – Еще полчасика, неужели вы боитесь, вы же смелый, вы – Д’Артаньян...

– Нет, я – Сирано, – сказал Миша. Он поднял с полу посох Деда Мороза, достал из кармана накладной нос, закрепил резинку на затылке. Девочка смотрела на него, не шевелясь.

– А... кто он такой?

– «Но кто же он такой? – подхватил артист ТЮЗа Михаил Мартынов, запрыгивая, как на сцену, на гору черных кожаных матов. —

• Сложнейший из вопросов...
• Пожалуй, астроном...
• Он музыкант!
• Поэт!
• Он храбрый человек.
• Он физик!
• Он философ!
• И сумасшедший! Но его отвага
• Неподражаема! И он со всеми прост.
• И плащ его похож на петушиный хвост,
• Когда его слегка приподнимает шпага...
• А нос какой! Он так отрос,
• Что нужен шарабан – его не вложишь в тачку...
• Бедняга по утрам прогуливает нос,
• Как барыня свою собачку!»

Миша спрыгнул с горы матов и неожиданно для себя самого вдруг пустился рассказывать содержание пьесы Эдмона Ростана. Девочка сидела на мате, подняв колени к подбородку, смотрела своими янтаринами, тянула к нему острое лицо. Поглощала, пожирала... да, это был экземпляр...

А его уже закрутило. Не отдавая себе отчета, по ходу пересказа сюжета Миша вскакивал, садился, прохаживался перед нею, жонглировал посохом... Вдруг пускался играть какой-нибудь отрывок. И вообще, как всегда случалось с ним, когда речь заходила об этой роли, он все меньше обращал внимание на девочку и перед собой видел не ее, а зал...

Текст роли, как и текст всей пьесы, он давно уже знал наизусть...

– Вы что так смотрите? Вам нравится мой нос?

– Я... Что вы?..

– Может быть, мы оба Смутили вас?

– Ошиблись, сударь, вы...

– Быть может, носик мой качается, как хобот?

– Нет, вовсе нет...

– Или как клюв совы?

– Да что вы...

– Может быть, на нем нашли вы пятна? Или, быть может, он торчит, как мощный пик?

– Я вовсе не смотрел...

– Вам, значит, неприятно осматривать мой нос?

Быть может, он велик?

Она тянула шею вослед его прыжкам, хохотала, перекатывалась со спины на живот, вскакивала, замирала, вскрикивала, хваталась ладонями за щеки, и – застывала, когда за спиной красавца и баловня фортуны Кристиана Сирано с болью рассказывал Роксане о своей любви...

• – Что я скажу? Когда я с вами вместе,
• Я отыщу десятки слов,
• В которых смысл на третьем месте,
• На первом – вы и на втором – любовь.
• Что я скажу? Зачем вам разбираться?
• Скажу, что эта ночь, и звезды, и луна,
• Что это для меня всего лишь декорация,
• В которой вы играете одна!
• Что я скажу? Не все ли вам равно?
• Слова, что говорят в подобные мгновенья,
• Почти не слушают, не понимают, но
• Их ощущают, как прикосновенья...

Сейчас, по ходу сцены держа ворох пламенных кудрей где-то на обочине взгляда, он вдруг подумал, что Роксана вовсе не должна быть томной шатенкой, как ему представлялось раньше. Да, вот какой она должна быть – рыжей, худой, светящейся в ночи, как факел...

• – Я чувствую, мгновенья торопя,
• Как ты дрожишь, как дрожь проходит мимо
• По ветке старого жасмина...

– Ну, подавай текст Роксаны, – бросил он вдруг на ходу: – «Я плачу... Я дрожу...»

– Как это?! – прошептала она, округляя глаза. – Когда? Что... как – сейчас?..

– Подавай текст! – крикнул он раздраженно: – «Я плачу... Я дрожу...»

– Я... п-плачу... Я дрожу...

– «И я люблю тебя».

– Кто? – ты... он – меня?!

– Вот дура! Да не я и не он! Это реплика Роксаны, я-то свои сам подаю. Давай снова, ну! «Я плачу, я дрожу, и я люблю тебя...» Поняла?

– Поняла! – вдруг проговорила она твердо, вскочила с мата и всем телом подалась вперед, обняв себя за плечи, словно удерживая: – Я... плачу... Я дрожу... – проговорила она с отчаянием в голосе, и вправду дрожа всем телом. – И... и я люблю тебя!