11
- Мужика к высотам духа
- кто весь век ведёт?
- Маруха.
- Если в горле стало сухо,
- кто стакан нальёт?
- Маруха.
- Твёрже стали, мягче пуха
- в нашей жизни кто?
- Маруха.
- Если всё темно и глухо,
- кто утешит нас?
- Маруха.
- Если вдруг повалит пруха,
- кто разделит фарт?
- Маруха.
- Кто назойливо, как муха,
- мысли нам жужжит?
- Маруха.
- Кто, хотя у мужа брюхо,
- ценит мужа в нём?
- Маруха.
А Вите на его семидесятилетие я описал весь его жизненный путь:
- Я Витю знаю хорошо,
- хочу воспеть его харизму.
- Он очень долгий путь прошёл
- от онанизма к сионизму.
- С медалью Витя школу кончил,
- ему ученье не обрыдло,
- и стал он грызть науки пончик,
- стремясь добраться до повидла.
- Плетя узор цифирной пряжи,
- он тихо жил в подлунном мире,
- и по рассеянности даже
- зачал детей подруге Ире.
- Без героизма и злодейства
- свой срок по жизни он мотал,
- но вдруг высокий дух еврейства
- в его крови заклокотал.
- И стал он пламенный борец
- за право выезда евреям,
- его обрезанный конец,
- подобно флагу, всюду реял.
- В железном занавесе дырку
- хотел пробить он головой,
- из-за чего попал в Бутырку,
- но вышел целый и живой.
- И одолел судьбу еврей,
- на землю предков он вернулся,
- о камни родины своей
- довольно крепко наебнулся.
- Но, не привыкши унывать,
- изжил он горечь на корню
- и вскоре стал преподавать
- студентам разную херню.
- Ещё он очень музыкален
- и тягой к выпивке духовен,
- и где б ни жил, из окон спален
- текли Шопен или Бетховен.
- Но надоела скоро Вите
- учёной линии тесьма,
- и Витя круто стал политик,
- поскольку был мудёр весьма.
- И тут освоился так быстро
- (он опыт зэка не забыл),
- что даже занял пост министра
- и полчаса министром был.
- С утра он важно едет в кнессет,
- престижной славы пьёт вино
- и с обстоятельностью месит
- большой политики гавно.
- Зачем писал я эту оду?
- Чтобы слова сказать любовные,
- что в масть еврейскому народу
- такие типы уголовные.
Тут непременно надо сделать интересную добавку. Витя действительно был министром науки всего три-четыре дня, а после что-то поменялось в их правительственных играх, и Витя стал заместителем министра внутренних дел. Я даже как-то навещал его по месту службы: когда ещё доведётся посидеть в кабинете заместителя министра, да ещё внутренних дел? Я только очень был разочарован: клетушка и клетушка, да к тому же – плохо сделанный ремонт. Но дело не в этом. Витя решил, что столь недолгое пребывание в министрах – может быть, рекорд всемирный, и послал запрос об этом в комитет (так ли он называется?) Гиннесса по рекордам. Оттуда ему вскоре вежливо ответили: уж извините, это не рекорд, известны люди, пробывшие в должности министров четверть часа, после чего их расстреляли. Так что Витя дёшево отделался.
А Яше Блюмину писал я восхваление – к восьмидесятилетию. Он и сегодня хоть куда, дай Бог ему здоровья и удачи. О его таланте творческом я написал в стихе, а вот о доброте его необычайной надо бы сказать особо. Он к себе в свою столярную мастерскую брал, чтобы помочь им прокормиться, таких проходимцев, что потом его печальные истории мы слушали, не зная, смеяться или плакать. Но главное о нём – в торжественной оде:
- Безумной силой Геркулеса
- природа Яшу наградила;
- пока он юный был повеса,
- вся сила в еблю уходила.
- Он был художник по призванию
- и был в искусстве эрудит.
- Когда б не тяга к рисованию,
- то стал бы питерский бандит.
- Но тут любовь накрыла Якова,
- навеки став его судьбой;
- Алёна вышла б не за всякого,
- но Яша всех затмил собой.
- Он отродясь не жёг табак
- и не макал перо,
- любил друзей, любил собак
- и выпить мог ведро.
- Игрушки резал он недурно,
- сам Ростропович, как дитя,
- так восторгался ими бурно,
- что умер сорок лет спустя.
- Плюя на прелести карьеры,
- он душу дерева постиг
- и начал делать интерьеры,
- в чём высоты большой достиг.
- И в мастера наш Яша вышел,
- огнём таланта был палим,
- но голос предков он услышал
- и съехал в Иерусалим.
- Не высох в жаркой он пустыне,
- завидный ждал его успех —
- шкафы для письменной святыни
- стал делать он искусней всех.
- Умело пряча ум и чувства,
- но мысля очень глубоко,
- принёс в еврейское искусство
- он выебоны рококо.
- А также всякое барокко
- он поднял тут на высоту,
- и без единого упрёка
- глядит еврей на красоту.
- Не знал еврей в краю убогом
- шкафов красивей и прочней,
- и Божий дух по синагогам
- стал веять гуще и сочней.
- Являет Яша гордость нашу,
- в нём доброты и вкуса много,
- и Бог любуется на Яшу,
- а Яша стружкой славит Бога.
Вот пока и всё. Но близятся другие юбилеи и, Бог даст, ещё я славословий накропаю. Ведь кого, как не друзей и близких, нам положено в короткой этой жизни восхвалять?
11