Леденцовые туфельки

— Значит, она действительно ребенок-кошка, — сказала Анук, похоже даже обрадовавшись тому, что Розетт не такая, как другие дети.

Она так долго была единственным ребенком в семье, что теперь, в семь лет, казалась мне иногда до странности взрослой: она по-настоящему заботилась о Розетт, уговаривала ее поесть из бутылочки, пела ей песенки и качала в кресле-качалке, которую Поль притащил нам из своего старого деревенского дома.

— Ты наш котеночек, — приговаривала она, покачивая Розетт. — Раскачаем котеночка и — прыг! — на верхушку дерева.

И крошечной Розетт, по-моему, это действительно нравилось. Во всяком случае, плакать она переставала — пусть хотя бы на время. Она даже стала чуточку прибавлять в весе. И постепенно начала спать по ночам — часа по три-четыре подряд. Анук утверждала, что на нее так хорошо действует воздух Ле-Лавёз, и ставила блюдечки с молоком и сахаром — на тот случай, если феи вдруг заглянут к нам, чтобы проверить, как дела у нашего котенка-подкидыша.

А к тому врачу из Анже я больше так и не пошла, понимая, что очередная сдача анализов Розетт не поможет. Вместо этого мы с Анук очень тщательно за ней ухаживали: купали ее в целебных травяных отварах, пели ей, массировали ее тоненькие, как палочки, ручки и ножки, втирая в них то лавандовую, то тигровую мазь, поили молоком из пипетки (пить из соски, надетой на бутылочку, она категорически отказывалась).

Анук называла ее волшебной девочкой, маленьким эльфом. Розетт и правда была хорошенькая, как эльф, — изящная, с маленькой аккуратной головкой, большими, широко расставленными глазами и остреньким подбородком.

— Она у нас даже немножко похожа на кошечку, — говорила Анук. — И Пантуфль тоже так считает. Верно, Пантуфль?

Ах да, Пантуфль. Сперва я думала, что Пантуфль, возможно, исчезнет, поскольку теперь у Анук есть крошечная сестричка, о которой нужно заботиться. Тот ветер все еще гулял над Луарой, а Святки, как и Иванов день, — время перемен, не слишком благоприятное для странников и путешественников.

Но с появлением Розетт Пантуфль, похоже, только укрепил свои позиции, если можно так выразиться. И я обнаружила, что теперь все более четко вижу, как он сидат у колыбели малышки и смотрит на нее своими черными глазами-пуговицами, пока Анук возится с нею — качает, баюкает, что-то ей рассказывает или поет песенки.

• V'la l'bon vent, v'la l'joli vent...

— А у бедняжки Розетт нет своего зверька, — сказала как-то Анук, когда мы с ней сидели рядышком у огня. — Может, потому она все время и плачет? Может, нам стоит попросить кого-нибудь из животных? Пусть живет у нас и заботится о Розетт, как Пантуфль — обо мне.

Я улыбнулась, но видела, что она говорит совершенно серьезно; а я давно поняла, что если не займусь какой-то проблемой, то Анук непременно попытается решить ее сама. И я пообещала ей, что мы попробуем кого-нибудь позвать. Я согласилась сыграть в эту игру. Мы с Анук так хорошо вели себя целых полгода: никаких карт, никаких чудес, никаких ритуалов. Я даже соскучилась по всему этому, и Анук, по-моему, тоже. Что плохого в такой игре?

Мы прожили в Ле-Лавёз уже около недели, и пока что все вроде бы складывалось неплохо. У нас даже кое-какие друзья там появились, а к Фрамбуазе и Полю я по-настоящему привязалась. В квартирке над creperie мы чувствовали себя вполне уютно. Из-за рождения Розетт мы, в общем, как-то пропустили подготовку к Рождеству, зато теперь приближался Новый год, а этот праздник всегда обещает что-то новое. На улице стоял мороз, но воздух был чист, а небо сияло пронзительной голубизной. Я все еще беспокоилась о Розетт, но потихоньку мы как-то приспосабливались; мы даже научились вполне сносно кормить ее с помощью пипетки.

И тут нас отыскал преподобный отец Леблан. И еще какую-то женщину с собой привел, сказав, что это няня. Однако те вопросы, которые эта «няня» задавала Анук, заставили меня заподозрить в ней социального работника Меня, к сожалению, дома не оказалось, когда они зашли: Поль повез меня на своей машине в Анже, чтобы купить для Розетт подгузники и молоко. Дома была только Анук, ну и Розетт, естественно, лежала в своей колыбельке. Священник и эта особа притащили с собой целую корзину всевозможных подарков для нас и вели себя так доброжелательно, так заинтересованно расспрашивали обо мне, утверждая, что мы давние друзья, что моя невинная доверчивая Анук рассказала им гораздо больше, чем следовало.