Леденцовые туфельки

Я села с нею рядом на пол и спросила:

— Что и как вы уладили?

— Ну, я сказала этому ветру, что мы остаемся здесь. И сказала, чтобы вместо нас он взял кого-нибудь другого.

— Это совсем не так просто, Нану... — начала я, но она перебила меня, возразив:

— Да нет, это очень просто! Тем более что у нас тут и еще кое-кто появился! — Она нежно мне улыбнулась и указала куда-то в угол: — Ты его видишь?

Я нахмурилась. Там ничего не было. Ну, почти ничего. Так, неясное мерцание... промельк свечного огня на стене... какая-то тень... нечто вроде хвоста, блестящие глаза...

— Нет, я ничего там не вижу, Нану.

— Теперь его хозяйка — Розетт. Его к нам этот ветер принес.

— Ах ветер! Ясно.

Я улыбнулась. Порой фантазии Анук бывают такими заразительными, что я и сама ими увлекаюсь и начинаю видеть такие вещи, которых попросту быть не может.

Розетт протянула ручонки и замяукала

— Это обезьянка, — сказала Анук. — Его зовут Бамбузль.

Я заставила себя рассмеяться.

— Ну и выдумщица же ты! — Однако мне было не по себе. — Ты же понимаешь, Нану, что это всего лишь игра, верно?

— Нет-нет, он настоящий! — возразила с улыбкой Анук. — Посмотри, мам. Розетт его тоже видит.

Утром ветер улегся. Злой ветер — так его называют местные жители, — он порой валит деревья и сровнивает с землей амбары. О нем даже в газетах писали, а вчера вечером, в канун Нового года, из-за него случилась настоящая трагедия: он сломал на дереве большую ветку, которая рухнула прямо на проезжавшую мимо машину. Погибли двое — водитель и пассажирка. Водителем был некий священник из Рена.

«Божий промысел», — говорилось в газетной заметке.

Но мы-то с Анук знали, что это не так.

«Это просто несчастный случай, Случайность, — твердила я ей, когда она каждую ночь просыпалась в слезах в нашей маленькой квартирке на бульваре Шапель. Анук, на самом деле ничего такого не бывает. А вот случайностей в нашей жизни хватает. И это тоже всего лишь случайность».

И примерно через полгода она постепенно поверила мне. Ночные кошмары прекратились. Она снова казалась счастливой. И все же в глазах у нее что-то осталось — она словно переставала быть моим летним ребенком и очень быстро взрослела, становясь старше, умнее и... отчужденнее. А теперь и Розетт — мое зимнее дитя — с каждым днем становилась все больше на нее похожей. Маленькая Розетт, живущая в своем собственном мире и не желающая расти, как все другие дети, не желающая ни ходить, ни говорить и лишь внимательно наблюдающая за всем происходящим глазами крошечного зверька...

Сами ли мы в ответе за это? Логика говорит «нет». Но ведь и у логики пределы ограничены. А тот ветер снова здесь. И если мы не подчинимся его зову, кого он тогда заберет вместо нас?

На Монмартрском холме деревьев почти нет. Уже и это для меня хорошо. Однако декабрьский ветер по-прежнему пахнет смертью, и никаким ладаном не защититься от его темного соблазна. Декабрь — это всегда время тьмы, чистых и нечистых духов, огней, которые зажигают при умирающем свете дня, точно бросая вызов наступающей темноте. Святочные божества суровы и холодны; Персефона заточена в своем подземелье, а весна кажется далеким-далеким сном.

• V'la l'bon vent, v'la l'joli vent...
• V'la l'bon vent, ma mie m'apelle...

А по пустынным улицам Монмартра бродят Благочестивые, пересекая любые границы и пронзительными криками выражая свое презрение к тому времени года, когда царят тепло и доброжелательность.

ГЛАВА 2

11 декабря, вторник

Итак, лиха беда начало. Потом все пошло само собой. Анук рассказала мне всю эту небольшую историю почти целиком: шоколадная лавка в Ланскне, затем громкий скандал, смерть той женщины, затем жизнь в Ле-Лавёз, рождение Розетт и появление Благочестивых, которые тщетно пытались отнять ее у матери.

Так вот, значит, чего она боится. Бедная девочка! Не думайте, что если в данном случае я ищу какой-то корысти, то у меня совершенно нет сердца. Я слушала сбивчивый рассказ Анук, обнимала ее, когда воспоминания эти становились уж очень болезненными, гладила по голове и вытирала ей слезы — между прочим, никто даже такой малости не сделал для меня, когда мне было шестнадцать и весь мой мир неожиданно рухнул.

Я успокаивала ее, как могла. Магия, сказала я, это инструмент Перемен, подобный приливам и отливам, которые помогают нашему миру сохранить жизнь. Все на свете взаимосвязано: зло, сотворенное в одном полушарии, в другом будет уравновешено добрым деянием. Без тьмы нет света, без ошибок нет истины, ни одна нанесенная обида не остается без отмщения.