48  

Осветился задник сцены, и позади Бабетты появилось несколько танцевальных пар. Это были хорошие, профессиональные танцоры – стройные мужчины в темных костюмах, женщины в коротких развевающихся платьях. Освещение было такое, что наряды их казались коричневыми и серыми, и моему деду не оставалось ничего другого, как заметить появление танцоров и вернуться взглядом к Бабетте.

Он был плохо знаком с шоу-бизнесом, поэтому не догадывался о том, что происходящее на сцене – всего-навсего малозначащая прелюдия к долгому ночному представлению. Этот номер предназначался только для того, чтобы за открытым занавесом оказалась не пустая сцена, чтобы разогрелся маленький оркестр, а зрители настроились и поняли, что шоу началось. В Бабетте не было ничего вызывающего, кроме длины платья, и, возможно, мой дед был единственным человеком в клубе, кого искренне взолновало то, что видит перед собой. Почти наверняка никто из мужчин не вытирал о брюки влажные от волнения ладони, не шевелил беззвучно губами, подыскивая нужные слова для описания платья Бабетты, ее рук, ее удивительных рыжих волос и яркой помады. Большинство зрителей уже слышали эту песню в записи, сделанной другой, более талантливой и красивой певицей, но мой дед очень мало знал о популярной музыке и красивых девушках.

Когда артисты поклонились и свет на сцене еще больше приглушили, мой дед встал и быстро пошел вдоль ряда стульев. Он наступал людям на ноги и шептал слова извинения. Он выбрался в проход и направился к тяжелым дверям. Когда он толкнул створки дверей и они приоткрылись, на пол полутемного зала легли узкие треугольники света. Мой дед выскользнул в фойе, подошел к билетеру и схватил его за руку.

– Мне нужно поговорить с певицей, – сказал он.

Билетер, ровесник моего деда, но при этом ветеран войны, спросил:

– С которой?

– С певицей. С той, у которой волосы такие… красные…

В замешательстве он теребил кончики волос.

– С рыжей, – кивнул билетер.

– Да.

– Она тут на гастролях.

– Да, хорошо, хорошо, – глупо закивал мой дед. – Чудесно!

– Чего вам от нужно от нее?

– Мне нужно с ней поговорить, – повторил мой дед.

Возможно, билетер, увидев, что мой дед трезв и молод, решил, что перед ним посыльный, а возможно, ему просто не захотелось вдаваться в подробности. Как бы то ни было, он провел моего деда к гримерке Бабетты, которая находилась под сценой, в темном коридоре с множеством дверей.

– Тут кое-кто хочет вас видеть, мисс, – проговорил билетер, дважды постучав в дверь, и ушел, не дожидаясь ответа.

Бабетта открыла дверь, проводила взглядом удаляющегося билетера и только потом посмотрела на моего деда. Она была в комбинации, а плечи, словно шалью, прикрывала большим розовым полотенцем.

– Да? – произнесла она, вздернув высокие брови еще выше.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал мой дед.

Она смерила его взглядом. Долговязый, бледный, в недорогом костюме. Свернутый плащ он держал под мышкой, словно футбольный мяч. У него была дурная привычка сутулиться, но сейчас он стоял совершенно прямо, немного запрокинув голову и расправив плечи, отчего они казались шире. Эта поза давала ему возможность выглядеть солиднее. В нем не было ничего такого, что побудило бы Бабетту захлопнуть перед ним дверь, поэтому она осталась. Она стояла перед ним в комбинашке, придерживая на груди полотенце.

– Да? – повторила она.

– Я хочу рисовать вас, – сказал мой дед. Бабетта нахмурилась и шагнула назад.

Мой дед встревожился. Он подумал, что она могла неправильно понять его и решить, что он хочет разрисовать ее тело, как кто-то разрисовывает стену. Он испуганно поторопился объяснить:

– Я хотел сказать, что я хотел бы написать с вас картину, ваш портрет!

– Прямо сейчас? – спросила Бабетта, и он поспешно ответил:

– Нет, нет, не сейчас. Но мне бы очень этого хотелось, понимаете? Очень хотелось бы.

– Вы художник? – осведомилась Бабетта.

– О, очень плохой, – признался мой дед. – Я ужасный художник, отвратительный.

Бабетта рассмеялась.

– Меня уже рисовали несколько художников, – соврала она.

– Конечно, – кивнул мой дед.

– Вы слышали, как я пела? – спросила она, и он ответил, что слышал. – Вы не останетесь до конца представления? – спросила она, и он ответил не сразу. Он только теперь понял, что посмотрел не все представление.

– Нет, – сказал мой дед. – Мне не хотелось упустить вас. Я боялся, что вы сразу уйдете.

  48  
×
×