Солнечная

За противоестественно большой гонорар он должен был выступить на энергетической конференции с участием институциональных инвесторов, менеджеров пенсионных фондов, солидных господ, которых нелегко будет убедить, что мир, их мир, в опасности и они должны распределить свои инвестиции соответственно. Из-за инерции, слепой профессиональной привычки они прикипели к старым знакомым – нефти, газу, углю, дровам. Он должен внушить им, что нынешние источники их прибыли однажды их погубят. В таких случаях надо, конечно, изъясняться в самом общем плане, но если Биэрду, обладателю уже десятка с лишним патентов, удастся хоть отчасти убедить слушателей, его собственная компания пойдет в рост. Они ждали его в «Савое» в сдвоенных апартаментах с видом на реку и, хотя заранее получили извинения за задержку, вскоре непременно растекутся по другим своим совещаниям, и хрупкое чудо календарной координации, сотворенное за четыре месяца, будет убито возросшим скепсисом и фатальным уходом. Другой причиной его приезда в Лондон было завтрашнее подписание в посольстве США опциона на двести гектаров кустарниковой пустыни в Нью-Мексико – песчаный пятачок среди прокаленного простора. Если инвесторы будут довольны и пойдет финансирование, и будут предоставлены налоговые льготы, начнется строительство крупномасштабной опытной модели. При мысли об этом голова у Биэрда начинала кружиться от нетерпения.

Десять минут спешки, и Биэрд, запыхавшийся, вспотевший в своем пальто, застрял перед иммиграционным контролем, в очереди толщиной в десять человек и в сотни длиной, движущейся черепашьим темпом, – один из претендентов на дозволение вернуться в свою страну. Шли долгие минуты, и он ощущал, как слабеет в нем голос рассудка. В голове возник образ драгоценной жидкости – крови, молока, вина, – вытекающей из бака. Он не мог бороться с растущим чувством, что ущемлены его права: должен был явиться кто-то и поставить его в начало очереди, перед рядовой публикой, избавить от формальностей, проводить к лимузину. Тут что, никому не известно, кто он такой? Разве он не VIP, в конце концов? Да, VIP, как и все остальные. В такие минуты мизантропия обостряла его восприятие людей, теснившихся вокруг, уже не спутников, а противников, соперников в медленной гонке. И он не мог удержаться: высматривал нахала, всовывающегося где-то на периферии зрения, заходящего сбоку и как бы не заходящего, лезущего с хитрым шарканьем, тихонько вклинивающегося плечом. Обременяя других, воруя у них время.

Биэрд достиг места, где десять переплетенных очередей разделились на три, – к столам иммиграционных чиновников. И тут как тут он – тощий, длинный, с пергаментным лицом, в обдергае (Биэрд терпеть не мог такие пальто) – подлезает слева, пользуясь своим ростом, выставив на уровне колен здоровенный портфель, как клин. Резко и без стеснения, движимый моральной правотой, Биэрд шагнул вперед, закрыв брешь перед собой, и портфель ударил его по колену. Биэрд повернулся, обратил на него взгляд и сказал вежливо, хотя сердце забилось чуть быстрее:

– Извините ради бога.

Упрек, плохо замаскированный под извинение, вежливость с человеком, которого в эту минуту готов убить. Как хорошо, что мы снова в Англии.

Но при взгляде на лицо человека обнаружилось, насколько древен этот прохвост. Восьмидесяти пяти лет как минимум, в коричневых печеночных пятнах от бескровного лба до морщинистого горла, с бессмысленно приоткрытым ртом и отвисшей нижней губой, мокрой и слегка дрожащей. Конечно, старикам надо вперед. У них меньше времени. Они почти мертвы. Они спешат больше, чем он, и надлежит простить его, даже попросить прощения. Но старик растворился, остался где-то сзади, исчез с позором из поля зрения. Поздно предложить ему место перед собой.

И так, бездушный гонитель слабых, Биэрд явился к иммиграционному столу несколько раскаявшимся, с легким отвращением к себе и не был удивлен тем, что его фото, его рост, дата рождения и ближайшие родственники стали подозрительными данными, объектом хмурого профессионального изучения. Чиновница быстро перелистала его паспорт, взглянула на Биэрда, перелистала обратно, затем, подумав секунду, положила документ лицом вниз на сканер. Ей было меньше тридцати – наверное, вдвое моложе его. Родители, предположил он, – из Эфиопии. Если бы она слезла со своего высокого табурета, вышла из-за стола и сбросила туфли на высоких каблуках, то все равно оказалась бы сантиметров на пятнадцать выше его.