69  

— Хоть бы ты согласилась взять у меня денег!

— Соглашусь. Непременно одолжу сколько-то, но чуть позже.

— Морган, необходимо все же подумать о Таллисе.

— Хильда, Таллис — главный предмет моих размышлений. Даже когда я думаю об обеде, Таллис и то не выходит из головы — сидит там в виде такой хорошенькой коричневой наклейки. — Морган снова бурно расхохоталась.

— Будь посерьезнее, моя хорошая.

— Я в высшей степени серьезна. Смертельно серьезна. Смертельно.

— Таллис, возможно, спросит нас о твоих планах.

— Тот, кто может ответить на этот вопрос, знает больше меня. Может быть, птичка-синичка знает. Может быть, Бог. Я не знаю.

— Но ты должна принять решение. Это поступок. Нельзя надеяться, что как-то утром ты проснешься и вдруг выяснишь, что все разрешилось само собой.

— А я надеюсь, Хильда. Так и будет. Однажды утром я проснусь и скажу себе…

— Морган! Что с тобой происходит?

— Ничего. Кроме того, что, похоже, я несколько тронулась. Когда бедный Таллис явится на судилище?

— В шесть.

— Значит, у меня целый час.

— Возьмешь мою машину?

— Нет, там ее негде ставить. На сегодняшний вечер я всем обеспечена, а завтра заеду за остальным на такси.

— Там хоть тепло по вечерам? Постель ты перетряхнула?

— Ой, Хильда, перестань беспокоиться! Я прекрасно со всем управлюсь.

— Да, кстати, ты собираешься встретиться с Питером?

— Рассчитываю. Страшно сглазить, но, кажется, я убедила его съездить к своему наставнику. Предложила, что отвезу на машине, и ему эта идея понравилась.

— Ох, Морган, только бы это удалось! Во всем, что касается Питера, ты наша последняя надежда. Единственный плюс твоего переезда — то, что ты сможешь видеться с этим ужасным мальчишкой.

— Я пригласила его заходить ко мне на бокальчик вина. Под хмельком легче прийти к благим решениям.

— Каким чудовищным он был позавчера! Казалось, что хоть манеры должны оставаться несмотря ни на что.

— По-моему, Аксель вел себя не намного лучше.

— Он прислал Руперту длинное взволнованное письмо, сурово корит себя.

— А что толку? Лучше бы Саймону не жить с Акселем.

— Аксель внушает уважение. До встречи с ним жизнь Саймона была сплошным безумием.

— Думаю, он тогда был счастливее, и вообще иногда мне кажется, что сплошное безумие — лучшая форма жизни.

— Морган, после того как Джулиус заходил и ты за ним побежала, вы еще виделись?

— Нет.

— Неправда.

— Конечно, неправда. Потом когда-нибудь я тебе все расскажу. Но что бы ни случилось, ты ведь не станешь плохо обо мне думать? Знаешь, если я упаду в твоих глазах, мне просто крышка.

— Дорогая, ты всегда ждешь от меня каких-то суровых моральных вердиктов, а у меня к ним ни малейшей склонности. Я хочу, чтобы ты была счастлива, вот и все. Осуждать тебя я не способна.

— Самим своим существованием люди, подобные вам с Рупертом, выносят нам суровые моральные вердикты.

— Ты обращаешь нас в каких-то монстров!

— Нет-нет, я говорю с полнейшим одобрением и восхищаюсь вами обоими. Но сама, может, и проголосую за безумие. Возможно, именно это роднит меня с Питером.

— Просто не понимаю, что ты собираешься делать, сидя совсем одна в этой квартире.

— Жить в свое удовольствие. Начну устраивать оргии и сделаюсь предметом пересудов всей округи.

— Милая, я надеюсь…

— Шучу. Я действительно буду жить в свое удовольствие, но тихо и интеллигентно. Займусь воспитанием Питера, буду выпивать с Саймоном, начну усердно посещать театры и концерты, обойду все картинные галереи Лондона…

— Рыскать по галереям ты всегда любила. Но и к нам ты должна приходить часто-часто. Радость моя, ты ведь нас не забудешь? А сейчас, думаю, тебе уже пора. Вызвать такси?

— Не надо. Я хочу пройтись. У меня только этот чемоданчик и корзинка. Не беспокойся, Хильда. И помни, что ты меня любишь.

— Уж этого мне никак не забыть.

— Привет и поцелуи Таллису.

— Не перебарщивай с легкомыслием, дорогая.

Хильда с улыбкой махала в окно, пока Морган не скрылась из глаз в конце Прайори-гроув. Потом вернулась в спальню, села к зеркалу. Если она все же выкрасит волосы, не потускнеют ли они? Как ни крути, а выкраситься — значит распрощаться с молодостью. Под глазами сегодня опять залегли тени. Сама она еще видит лицо таким, как в юности: свежим, задорным, прелестным — но видит ли это еще хоть кто-то? А Морган сияет, хотя в ее оживлении есть и что-то болезненное. Надо было, наверно, настойчивее расспросить ее о Джулиусе.

  69  
×
×